Ритуал подчинения. РПЦ МП как политический субъект и храм как символ господства

В Екатеринбурге 13 октября прошел опрос об альтернативном месте для строительства того храма, от появления которого горожане смогли защитить свой сквер минувшей весной. Сама идея опроса родилась в Кремле и, разумеется, была воспринята местной властью как гениальное изобретение современности. И хотя на опрос удалось мобилизовать менее 100 тысяч горожан, для политической системы это скорее дополнительный раздражающий фактор, своего рода унижение, которое она в ближайшем будущем попытается компенсировать.

Вообще – придумывать различные имитации демократии российской власти приходится не от хорошей жизни. Единственная идея господства, доступная для нее — это конституционный принцип: граждане как источник власти. И она паразитирует на этой идее как может. Здесь можно увидеть и плюс: идея божественного или хотя бы героического происхождения власти не подходит для современного общества. Оно, конечно, многоукладное, но уровень культурной архаики в нем сравнительно невысок.

Тем не менее, за архаику у нас отвечают сотрудники религиозной организации РПЦ МП, существующей с 1943 г. под контролем Кремля. Эта организация, а точнее сеть религиозных НКО под общим брендом, делится на 60 с лишним митрополий и 300 с лишним епархий. Она охватывает все российские регионы, постсоветские страны и представлена в ряде других стран (особенно в Европе). В ней трудятся свыше 40 тысяч штатных и заштатных работников, клириков, служащих в 36878 помещениях: храмах и проч. Кроме того, у этой организации есть 462 мужских и 482 женских монастыря. Почему же вопрос храма и сопротивление граждан Екатеринбурга его строительству в центре их собственного города вызвали такие телодвижения по всей властной конструкции?

Относительность церковного богатства

Простой, вполне традиционный, однако не самый правильный ответ — деньги. Верхняя оценка ежегодных доходов РПЦ МП (она же и самая старая, начала 2000-х гг.) была сделана социологом Николаем Митрохиным и составляла $500 млн. Сравнительно недавние оценки (2016 г.), сделанные РБК, говорят о том, что ежегодный доход этой религиозной организации и всех ее структурных единиц находится в пределах 15 млрд. р. Он включает как выручку от обрядов и спонсорские средства, так и доход от коммерческой деятельности: от хлебопекарен и сувенирной продукции до операций на финансовом рынке, поскольку в России НКО имеют право такую деятельность вести, если она соответствует уставным целям. К этому стоит прибавить и ежегодную бюджетную поддержку в размере еще нескольких миллиардов рублей. Все вместе получается примерно $300-350 млн.

Понятно, что в этой организации неизбежны неучтенные финансовые потоки, однако речи о многих сотнях миллионов долларов все равно идти не может. К тому же если мы вспомним реальный размер аудитории РПЦ МП в России — это будет 4,3 млн. человек, включая детей. Именно столько людей пришли на пасхальную службу по всей стране в 2019 г. Кстати, по причине незначительной аудитории относительно всех граждан страны РПЦ МП не может адекватно выполнять и функции «идеологического отдела» администрации президента. Разумеется, различные обряды в этой религиозной организации совершает большее число людей, однако к регулярным донорам можно отнести только тех, для кого церковный календарь является императивом к действию. И подавляющая часть этой аудитории оставляет в храмах незначительные суммы.

При этом львиная доля получаемых РПЦ средств, безусловно, уходит на текущее содержание сотрудников и помещений самой организации. Стоит также принять во внимание, что роскошный образ жизни руководителей этой некоммерческой организации обеспечивается во многом в натуральной форме за счет спонсоров и за счет налогоплательщиков вне зависимости от вероисповедания последних.

Все это говорит о том, что РПЦ МП априори не может быть экономически эффективной. Данный тезис также ярко подтверждает история с рухнувшим в 2016 г. банком «Пересвет», аффилированным с патриархией. Проще говоря, эта религиозная организация в финансовом плане смотрится очень скромно на фоне, например, российских государственных компаний и многих ведомств. В основе ее роли в российской политической системе лежит далеко не богатство и не идейное влияние на граждан.

Постоянство церковных внешне- и внутриполитических функций

Между тем у религиозной организации РПЦ МП есть две важные функции, которые и определяют ее роль в российской политической системе. Первая функция — внешняя: это неформальные зарубежные связи, а также контакты с состоятельными эмигрантами. Не случайно, например, в самом конце 2018 г. был образован патриарший экзархат Юго-Восточной Азии с центром в Сингапуре (кстати, вскоре после визита туда Путина), а также экзархат Западной Европы с центром в Париже. Оба экзархата объединяют епархии в ключевых для российских денег гаванях.

Вторая функция — внутренняя. Это дополнительный механизм консолидации региональных элит вокруг Москвы, такой вариант системы «свой-чужой». Также это символическое оформление господства центра над регионами и претензий на особость с утверждением безальтернативности существующего политико-экономического порядка и закономерной политикой самоизоляции (эпизодической в 1990-е гг. и устойчивой с 2012 г.). В отсутствие другого символического языка Кремль (в широком смысле) вынужден использовать мертвый язык РПЦ МП, заимствованный из предыдущих эпох, включая мертвый календарь. Раз уж практика российской власти осталась колониальной, то и обращение к символике ортодоксального христианства, веками закреплявшего эту практику, является закономерным.

Вместе с тем, будучи частью российской системы власти, РПЦ МП также вынуждена играть по ее правилам и конкурировать с другими субъектами за дополнительные ресурсы. Именно поэтому почти 20 лет назад она начала свой поход на школьное образование, а также постоянно пытается оседлать повестку демографии и биополитики (регулирование здоровья, сексуальной жизни граждан и проч.). Соответственно, эта религиозная организация является не только послушным инструментом в руках Кремля, но и активным игроком, пытающимся использовать и Кремль со всеми его потребностями и страхами, и региональные власти, и весь российский правящий класс в целом ради усиления своего влияния и увеличения доступа к ресурсу, который создается всем обществом.

В этой связи строительство новых храмов и передача имущества имеют не столько экономический смысл (хотя освоение спонсорских средств и реставрационных бюджетов имеет место), сколько политическое значение. Чем чаще власть и отдельные ее представители обращаются к символическому языку ортодоксального христианства, тем сильнее становится религиозная организация и ее руководство.

Политическая психология правящего класса

Кроме того, большую роль играет и политическая психология тех людей, которые так или иначе относятся к российскому правящему классу. Именно эта принадлежность гарантирует им благополучие. Поэтому они не только подтверждают через РПЦ МП, что остаются для политической системы «своими», а через спонсирование строительства храмов символически кодируют пространство своей власти, но и сами становятся приверженцами этой религиозной организации.

Сопричастность ортодоксальному христианству становится для них выражением их консервативной политической ориентации — желания сохранить то, что они приобрели, потребности купировать страх перед любыми изменениями, а также необходимости объяснить самим себе причины, по которым они обладают исключительной властью над людьми, хотя граждане не наделяли их таковой. Вдобавок представители правящего класса начинают транслировать этот язык в среду своих подчиненных и своей клиентелы, и так мы получаем корпоративные офисы, наполненные бородатыми джентльменами, показательно крестящимися при виде любой церкви.

И здесь как раз очень показательна екатеринбургская история с храмом, который собирались построить сначала прямо на городском пруду, а затем в сквере рядом с прудом. Стремление двух уральских металлургических королей И. Алтушкина, владельца РМК, и А. Козицына, владельца УГМК (хотя на деле оба они лишь лорды), во что бы то ни стало к 300-летию Екатеринбурга водрузить в самом его центре огромный храм следует объяснять через призму политической психологии.

Конечно, здесь тоже можно упростить и говорить лишь об экономическом интересе: рядом с храмом планировался большой девелоперский проект. Однако сомнительно, чтобы храм добавил этому проекту цену и ликвидность, скорее наоборот — кроме семей этих двух металлургов и их ближайшей клиентелы вряд ли кому было бы интересно соседство с вечно гремящим колоколами гигантом, ради которого был бы уничтожен дефицитный зеленый уголок города. Да и то упрямство, с которым эта пара стремилась и до сих пор стремится навязать горожанам новое религиозное помещение, говорит, что экономическая мотивация здесь лишь производная мотивации политической.

Более того, приведенные выше политико-психологические мотивы дополняются еще и желанием через близость с РПЦ МП продемонстрировать собственную лояльность политическому порядку и укрепить влияние своих компаний на Урале перед лицом других корпоративных игроков, претендующих на то, чтобы иметь как можно большую долю во власти регионов присутствия и осваивать правительственные субсидии и средства по государственным программам, поступающим из Москвы в эти самые регионы.

Крест против граждан

Вместе с тем, мы видим, что та архаика, к которой прибегает российская власть ради самосохранения, никак не совпадает с состоянием российского общества. В том же Екатеринбурге власть смогла мобилизовать на «опрос» о месте строительства нового храма взамен сквера меньше 100 тысяч человек в городе, где живет почти 1,5 миллиона граждан. Из этих опрошенных добровольно приняло участие меньше половины. Притом что спрашивали именно о предпочтительном месте для храма, а не о том, нужно ли это заведение в принципе. Другими словами, ортодоксальное христианство, его политический и символический язык, находит отклик у незначительного меньшинства российских граждан. И даже принудить их к чему-либо в рамках этой политической парадигмы власти не удается.

Проблема в том, что такой разрыв между властью и обществом, причем обществом гораздо более продвинутым, нежели эта власть, будет неизбежно стимулировать отчаянное сопротивление последней. И в ближайшее время, во-первых, стоит ожидать новых попыток Кремля укрепить свою власть через обращение к ортодоксальному христианству и навязывание этого символического языка обществу. А во-вторых, религиозная организация РПЦ МП наверняка приложит больше усилий к продвижению своей архаической повестки и наращиванию своего присутствия — особенно в жизни регионов, поскольку местные элиты более восприимчивы к предложению услуг РПЦ МП ради сохранения своих позиций. В конце концов, крестные ходы, запрет продажи алкоголя по церковным праздникам, ограничения на негосударственные и нецерковные праздники вроде Хэллоуина и Дня всех влюбленных — все это тоже опыт подчинения, который власть навязывает гражданам. И каждый раз гражданам самим нужно решать, выбрать эти «духовные скрепы» или предпочесть опыт сопротивления.