Я согласен со многими выступающими: от Зулейхи отчаянно несет Нобелевской премией...
... Был такой известнейший журналист - Михаил Кольцов, он же Моисей Хаимович Фридлянд, радной брат великого карикатуриста Бориса Ефимовича Ефимомова - Кукрыникса, от же Борис Хаимофич Фридлянд.

Так вот. Однажды, в 1933 году, Кольцов нанес смертельный удар по белогвардейской газете "Возрождение", редактором которой был некто Семенов. В это время послом СССР во Франции был Валериан Савельевич Довгалевский, отчим моей мамы. Моя бабушка, Наталия Петровна Довгалевская, тоже работала в посольстве, так что она рассказывала историю в красках и деталях, которые я оставлю для мемуаров, если впаду в маразм и решу их написать. Так или иначе, Довгалевскому удалось не только возобновить разорванные в 1927 отношения с Британией, но и существенно улучшить отношения с Францией, настолько, что был заключен в конце 1932 года - я полагаю, что тут, конечно, "Гитлер помог".
Визави Довгалевского был премьер-министр Франции Эдуар Эррио, вполне вменяемо относившийся к СССР. И вот этот курс на сближение с СССР, вызывал ярость российской эмигрантской прессы, настолько, что Эрио высказал возмущение тем шквалом лжи об СССР, которым "Возрождение" заливало Францию и окрестности.

Главный редактор высокомерно осадил Жрио, публично, в открытом письме обвинив его во всех грезах и утверждая, что это не журналисты "Возрождения" строчат от имени, якабы, жителей СССР страшилки о советской жизни, а это хорошо документированная почты...

Кольцов, в это время бывший в Париже, прознал про историю с Эрио и ... Через несколько дней, газета "Возрождение" публикует за простой подписью "Лиза" письмо следующего содержания:

Возьми меня отсюда, родной. Не могу больше держаться. А Сережа умирает, без шуток, поверь. Держался до августа кое-как, но больше держаться не может. Если бы ты был, Леша здесь, ты понял, ощутил бы весь ужас. Большевики кричат об урожае, а на деле ничего, на деле гораздо голоднее даже стало, чем раньше. И что самое страшное: терпя, страдая, не видишь слабейшей надежды на улучшение. Как билось сердце тридцатого августа, когда на Садовой я увидела у здания городской тюрьмы толпу, разбивавшую автомобиль Наркомпрода, услышала яростные, злые крики ╚хлеба╩; но едва показался броневик, как толпа разбежалась, словно зайцы.

Алексей, не верь газетам, пойми, что наш чудесный Екатеринослав вымирает постепенно и чем дальше, тем хуже. Алеша, мне известно, что ты женился. Пусть так, Алеша. Но все-таки, если ты человек, если ты помнишь старую любовь, выручи, умоляю, меня и Сережу от голодной смерти. Я готова полы подметать, калоши мыть, белье стирать у тебя и жены. Юрий продался, устроился недавно контролером в Укрвод, он лебезит передо мною, вероятно, ему страшно, что я выдам его прошлое. Все екатеринославские без конца завидуют тебе. Масса безработных, особенно учителей, потому что школы областной центр сильно сократил. Большинство здешних металлургических заводов стоят, закрыты на зиму. Сережа большой, но помнит своего папу. Он растет русским. Целую, твоя Лиза

... Гром разразился, когда в Правдинском фельетоне Кольцов разоблачает шутку. "Письмо Лизы" - своего рода "акропроза". Если сложить каждые пятые буквы письма получается фраза: "НАША БЕЛОБАНДИТСКАЯ ГАЗЕТА ПЕЧАТАЕТ ВСЯКУЮ КЛЕВЕТУ ОБ СССР"

К чему я вспомнил милую шутку Кольцова? - Был я помоложе, создал бы писательский коллектив по типу Николя Бурбаки ... ну и поставил бы производство аналогичной толерантно- либеральной галиматьи в поток с сообщениями типа кольцовского но не про газетку "Возрождение" про Нобелевский комитет по литературе. После присвоения премии Алексиевич - тон этого более чем заслужил. Взято отсюда