Когда-то очень давно, в 1997 году, я, начинающий телевизионщик, позвонила Роману Виктюку, чтобы договориться об интервью. «Здравствуйте, Роман Григорьевич, я ваша большая поклонница», — выпалила я, услышав, что сняли трубку. В середине своей речи поняла, что со мной манерно, растягивая слова, говорит не совсем Роман Григорьевич.
«Раны от любви, если не всегда убивают, то никогда не заживают», — вкрадчиво (предполагалось, что сексуально) голосом Романа Виктюка цитировал автоответчик лорда Байрона. Кроме правды о любовных травмах, я узнала, что у творческих людей принято креативно относиться ко всему, к чему ни прикоснешься. А обычный наговор на автоответчике: «Вы позвонили по номеру бла-бла, оставьте ваше бла-бла», – это пошлость и творческое преступление.
О том, что ты креативен, ты должен заявить с порога.
В самом маленьком зале кинотеатра «Октябрь», куда надо идти по винтовой лестнице, усыпанной шелухой от поп-корна, и только по ее следам можно узнать путь – сюда даже уборщицы и те не добредают – каждый день в восемь вечера – всего один сеанс – идет интересный фильм. «Почему мы креативны?» Он заводит меня тем самим вопросом, который вынесен в заглавие и которым режиссер мучает всех мыслимых звезд, живущих и уже покойных – фильм снимался 30 лет. Квентин Тарантино, Славой Жижек, Джорж Буш-ст., Дэвид Линч, Дэвид Боуи, Марина Абрамович, Джим Джармуш, Стивен Хокинг, Умберто Эко, Бьорк, Далай-лама, Ник Кейв… Очень сложно сказать, кого забыли, даже у нашей Толоконниковой взяли интервью (единственной из русских – намек, что ответ надо искать где-то в районе riot/бунта).
Шелухи в фильме полно: «Я не более креативна, чем мой дядюшка – столяр», — рассеянно говорит Бьорк, она не лукавит, просто слушать это неинтересно, но есть тут много всякого, обо что голову ломаешь.
Конечно, надо было бы перевести на русский не «креативные» – а «творческие». Почему мы творим? А не почему мы креативим.
Слово «креативный» дурно пахнет, вызывает ассоциации с каким-то вынужденным производством причудливых фиговин, с необходимостью выделяться no matter what, с брезгливым «креакл», которым обозначают бездельников всех мастей.
А в кадре – именно люди творческие самой высокой пробы, не креаклы, нет.
99 процентов моих несчастных друзей – креаклы, креаклы по ошибке, по стечению обстоятельств: жизнь большого города делает из людей фриков. И только самые дерзкие, гармоничные и уверенные в себе работают тут инженерами. О, какая отвага сегодня нужна, чтобы работать офисным планктоном!
Почему так случилось?
Показываю приятелю видео, где ребенок собирает три кубика Рубика, одновременно жонглируя ими, провоцирую: «Твой сын так может?» «Неа, — не моргнув глазом, отвечает приятель, — мой – нормальный». Не повелся. Рыцарь духа! А большинство бы повелось. В большом городе нельзя быть нормальным.
Современный житель большого города развратен, равнодушен, перед ним мелькает такое огромное число людей и событий за один день, которое человек пару веков назад не видал за всю жизнь. Мы пресыщены, нас невозможно удивить. Но чтобы проклевать скорлупу пресыщенности, каждому из нас приходится вести себя очень ярко, из ряда вон, креативить.
Нарастающая пресыщенность и нарастающая фриковость – два полюса современной культуры. Креативны мы потому, что живем в современном городе.
Последняя сказка на ночь о креативности и перехожу к главному. Замечательный художник и преподаватель Андрей Шилов (не путать с Александром Максовичем) на своем первом ознакомительном занятии предлагает студентам креативить, как хотят и что хотят – все в восторге – уши в клею – ноги в гуаши. Следующее занятие Шилов начинает с того, что просит узнать свою работу. И знаете что? Никто не узнает своих работ. И тут он достает коронную фразу из кармана: «Видите, как в желании выделиться вы одинаковы?»…
Творчество – другое дело. Что человека заставляет творить? На этот вопрос в фильме отвечает, понятное дело, психиатр. Творческими людьми становятся те, кому в раннем детстве приходится сочетать разные нормы, инструкции и правила поведения, то есть, например, когда много путешествуешь по разными странам или когда мама и папа очень непохожи друг на друга и дают разные установки. Ребенку приходится сочетать несочетаемое, выкручиваться и проявлять выдумку. Человеку, выросшему в однородной среде, особенно же в среде конформистской культуры творческим человеком НЕ стать, ахаха, сограждане. Так говорит человек, который занимался этим вопросом всю жизнь.
Никак не могу добиться от своих сверстниц, выросших, понятное дело, в СССР, какого черта они выполняют задания (в особенности же творческие) за своих детей-школьников. Отдают их в кружки рисования и – рисуют за них. Зачем?! А говорят, если не сделать за них, получится некрасиво. Это цитата. В камне бы ее выбить и размышлять, почему мы бездарны.
Помню, при одном очень известном и способном телевизионном журналисте ляпнула, что, дескать, творческий человек = свободный человек. Ничего такого не сказала же. Чистая же тавтология. Масло же масляное. Вот он завелся! Даже вся спесь с него на устрицы стекла. «Да ты не знаешь, как талантливые творческие люди могут быть застегнуты на все пуговицы!» (Бедненький известненький журналист много лет существует в том, в чем он много лет существует, ничего интересного миру не сообщая, но оставаясь на плаву).
So. Why are we creative?
Кого-то в фильме этот вопрос заставал врасплох. Как Квентина Тарантино, который выглядит дурак дураком. Кто-то отвечал очень умно, как Вивьен Вествуд. Вместо Квентина Тарантино сперва долго отвечал его автоответчик. Отвечал (как мы уже знаем) как любому приличному автоответчику любого порядочного креакла положено: «Холодильник продается. Его можно заказать через Уругвай. Пи-пи-пи». Как у Виктюка…
Потом, когда в кадре наконец явился сам перевозбужденный Тарантино на одной из красных дорожек, он сильно уступал по креативности своему автоответчику. Что такое креативность, он понятия не имел, зато сообщил, что заказов на холодильник к нему приходит очень много, в особенности же из Уругвая.
Один из самых сильных фрагментов – тот, где режиссер Герман Васке пытает звезд о политике. Джордж Буш-старший говорит, что творчество и убежденность помогли ему совершить самое важное дело в своей жизни: понять, что Берлинская стена должна быть разрушена. На что Вивьен Вествуд отвечает: «В политике?! Творчество?! Ахаха. Да какое в политике творчество! Политики идут на поводу у самого попсового, у самого заскорузлого в своем народе, а не у творческого начала. Не творчеством они занимаются, а угадыванием. Я верю только в культуру. В то, где есть открытие нового».
«Творю ли я?» — переспрашивает Далай-лама. Даже когда возношусь к неизреченному – я занимаюсь творчеством, а то как же», – и смеется. Он смешлив, Далай-лама.
«Быть творческим человеком и быть верующим человеком – это родственные вещи. Потому что фантазия, духовность и вера – это одно и то же», — отвечает Ник Кейв. И мне приятно это слышать.
Не знаю, зачем Герман Васке все это затеял. В кинематографическом смысле в фильме больших достижений нет. Ирония есть, да. Но до запоминающегося образа не додумались. И фильмом-то не назовешь. А ведь даже главный археолог и глиномеситель мозгов человеческих Фрейд сказал как отрезал: «Перед проблемой творчества психоанализ вынужден сложить свое оружие». Каково?
У меня уже месяц висит неотвеченным обидный вопрос. Друг спросил в ответ на признание о том, что собираюсь снять фильм. «А зачем?» Ох, уж мне эти почемучки. Почему хочу снять? Почему мы творческие? Почему мы свободны? Мы творческие, потому что мы люди? Угадала? Это ж наш способ взаимодействия с миром. Другого нет.