Не сдержал слов

Сорокин рискнул выдумать русскую народную культуру. Что из этого вышло?

Владимиру Сорокину, королю стилизации и главному пересмешнику отечественной словесности, как известно, подвластен любой жанр. Он с одинаковой ловкостью может написать классический русский роман, фантастическую антиутопию, абсурдистский рассказ или переложить блатную песню на язык научпопа. Но такого он еще не делал. Автор «Нормы», «Дня опричника» и «Теллурии» выпустил сборник «Русские народные пословицы и поговорки».

Пуант книги в том, что собранные в ней максимы (или мемы — кому как больше нравится), никакие не народные, а авторские, самые что ни на есть сорокинские, то есть им придуманные. Например: «От ежа к ужу не бегают», «Завидовал Аноха Ерохе, что у того блохи», «Ёжик тумана не боится», «Дыба мозги вправляет да кости расправляет» и другие.

Владимир Сорокин начал сочинять свои псевдопословицы еще в 1980-х. А когда их стало много, возникла идея издать их в виде сборника.

При этом авторские мемы Сорокина взаимодействуют с поэтикой народных пословиц и поговорок: спорят с ними, откликаются, дополняют, подражают, используют их форму и структуру.

«Эти тексты растасканы на цитаты»

О том, чем авторские пословицы отличаются от народных, и как сделать так, чтобы авторский текст «пошел в народ» и был разобран на цитаты, фольклорист, профессор факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ Андрей Мороз рассказал специальному корреспонденту «Ленты.ру» Наталье Кочетковой.

Андрей Мороз: При разговоре о народных пословицах первый вопрос, который возникает, — это вопрос к определению «народная», потому что если рассматривать их с точки зрения происхождения, то значительная часть этих пословиц вполне себе авторские.

Яндекс.ДиректОля. Нью-Йорк. Ищу Друга от 30 лет

Общеизвестно, что множество текстов растаскано на цитаты: от Библии до относительно недавних литературных произведений. Пушкин в свое время предсказал, что половина текста «Горе от ума» войдет в пословицы, и так оно и случилось. «Счастливые часов не наблюдают», «Минуй нас пуще всех печалей / И барский гнев, и барская любовь», «Шел в комнату — попал в другую», и так далее — сейчас уже даже не ассоциируются с Грибоедовым. Равно как и пословица про сучок в своем глазу и бревно в чужом, которая восходит к евангельской притче, сейчас осознается скорее как народная.

С другой стороны, с точки зрения функционирования, жизни cвоей, они таковыми и являются. Они вошли в общенациональный фонд. В русском языке тьма пословиц, восходящих к античной и к более поздней западной культуре: «Тише едешь, дальше будешь», «Бедность не порок», «Лучше поздно, чем никогда». Они получили широкое распространение, и в этом смысле они, разумеется, народные.

Забавно отметить, что пословицы могут сохранять архаичные факты языка (слова, грамматические конструкции), которые из живого языка исчезли. Например, поговорка «не видно ни зги» или «попасть впросак». Никто ж не знает, что такое «зга» или «просак». А в пословицах они живут. Так происходит потому, что мы воспринимаем и используем пословицу как цельную, неделимую языковую единицу.

Хотя если попытаться понять некоторые пословицы буквально, то начинают играть новые смыслы. Скажем, как в поговорке «не выноси сор из избы». Все понимают ее смысл, но не все задумываются о том, что за ней стоит буквальная ритуальная практика. В традиционной крестьянской культуре до сих пор считается, что мусор после уборки в силу некоторых магических причин нельзя выносить на улицу, а следует утилизировать в избе — сжигать в печи.

Другим примером оговорки к тезису, что пословица для нас всегда неделима, может служить литературная игра с пословицами. Когда из частей разных пословиц склеивается одна и получается такая химера: «молчит, как рыба об лед», например, или «баба с возу — и волки сыты».

А бывает наоборот, когда пословица сокращается. Язык вообще всегда стремится к простоте и упрощению. Все языки всегда развиваются по одной и той же линии: от сложного — к простому, от избыточности — к экономии. Так что сегодня нам известны многие пословицы в усеченном виде. А если покопаться и найти их продолжение, то часто смысл их меняется на противоположный. «Век живи — век учись» — вроде бы о пользе образования в любом возрасте. Но ее продолжение — «а дураком помрешь». Или пословица «первый парень на деревне» имеет продолжение — «а деревня в два двора».

Часто неординарная личность (неважно в чем) оказывается источником целого набора пословиц, и их жизнь куда более длительна, чем человеческая. Какое богатство нам оставил Черномырдин: «Никогда не было, и вот опять», «Хотели как лучше, а получилось как всегда» и разные другие.

Но такая удача не всякому автору приходит. Скажем, все мы помним афоризмы Козьмы Пруткова. Козьма Прутков — это такое собрание банальностей. У него амплуа простачка. Это персонаж, который часто говорит совершенно очевидные вещи, и в этом его шарм.

Но феномен перехода авторского афоризма в народную пословицу заключается в том, что чаще всего это происходит с формулами, которые не заигрывают с фольклорным текстом и не подражают ему. Чем меньше ты стараешься попасть в эту мишень — тем легче попадаешь. Скажем, Некрасов пытался стилизовать фольклорные тексты, но забавным образом из всех его произведений наиболее народными стали совершенно не те, которые он пытался сознательно внедрить в народную культуру.

Веничка Ерофеев — абсолютно фольклорный, растасканный на идиомы. Хотя при этом у него не было идеи стилизовать фольклорный текст. Его герой только с виду простак, а на самом деле глубокий персонаж, философ, знаток литературы, искусства, истории.

Если же перейти к книге Владимира Сорокина «Русские народные пословицы и поговорки», то в ней вот что любопытно. Сорокин подражает не собственно фольклору, не живой языковой традиции, а сборникам пословиц. А это, несомненно, отдельный жанр. Особенно если мы говорим о первых опытах в этом деле, сборниках XIX века. Они очень авторские, за ними всегда видна личность составителя.

Главная книга в этом жанре — это, конечно, «Пословицы русского народа» В.И. Даля, которые собирал не только Даль, а возможно, даже не он главным образом. Основная инициатива принадлежала Александру Христофоровичу Востокову, поэту и филологу рубежа XVIII-XIX веков — обрусевшему немцу, чья оригинальная фамилия была Остенек.

Востоков долго их собирал, потом забросил, передал Далю, тот их дополнил. Но тогда было принято, что разные люди участвуют в записи, потом передают материал кому-то одному, кто берет на себя инициативу публикации, как делал Киреевский, например. И далевское собрание пословиц очень авторское и по компоновке материала, и по комментариям. Так вот Сорокин в большей степени подражает Далю, чем фольклорному массиву. Он подражает литературе. У него присутствуют местами схожие комментарии, схожа структура сборника, и даже его название.

Кстати, в книгу Сорокина вошли не только пословицы. Вообще, надо сказать, что в культуре довольно долго такие вещи, как пословица, поговорка, загадка, примета, имеющая устойчивую форму, не различались между cобой. В греческой поэтике есть термин «паремия». Он используется и в фольклористике. В церковнославянском языке для обозначения этих явлений использовалось слово «притча». Набор текстов в книге Сорокина больше всего соответствует этим двум терминам. Там есть и скороговорки, где фонетика выходит на первый план. Есть и вполне продуктивные фольклорные формулы. Скажем, «по колодцу и вода» — соотносится с «по Сеньке и шапка». Как в свое время сказал патриарх Тихон, когда канализация протекла в Мавзолей: «По мощам и елей». Так что модель работает, она сама себя воспроизводит.