Юность - одно, а взрослый возраст - совсем другое.
В юности ты идешь куда-нибудь, весь из себя нудный, унылый, усталый, согнулся, ногами шаркаешь нарочно, и думаешь депрессивную думу - о том, как тебя никто не любит, и никому ты не нужен.
А вокруг тебя зимний вечер - безветренный, тихий, рождественский вечер, - и снег осторожно ложится тебе на шапку, и снег проваливается тебе за воротник, явно думая, что только холодной воды на морозе тебе в жизни и не хватало, снег, как вор, залезает тебе в карманы, и он подмигивает тебе тысячами огоньков из сугробов и спрашивает тебя, очень вежливо спрашивает, чтобы тебя, такого ранимого, не обидеть:
- А может, не все так плохо? Может, ты зря в таком трауре, старик?
- Нет, не зря! - в ярости кричишь ты. - Не мешайте мне переживать мое космическое одиночество! Мою боль! Мне слишком плохо! Мне ужасно! Мне так ужасно, что вы все, дураки, никогда не поймете, как мне ужасно!
И снег тогда пугается этих криков, и больше не спрашивает ни о чем. Падает с шапки и быстро тает.
А когда ты вырос, и никакой ты уже не юный, ты... правильно, идешь куда-нибудь, весь из себя нудный, унылый, усталый, согнулся, ногами шаркаешь, и думаешь депрессивную думу - о том, как тебе нужно срочно за что-нибудь заплатить, а как только заплатишь, так придет квитанция - и тогда нужно снова платить.
А вокруг тебя зимний вечер - безветренный, тихий, рождественский вечер, - и когда ты медленно-медленно переходишь железнодорожные пути, большой фонарь на голове поезда ловит в луче света падающий снег, и снег задерживается на секунду в свете фонаря, а потом валится вниз, в сугробы, в сказочную темноту, но пока он задерживается в луче света и блестит, он успевает осторожно спросить тебя:
- А может, все не так плохо? Может, ты зря в таком трауре, старик?
И ты мог бы что-нибудь крикнуть в ярости. Ведь тебе плохо.
Но ты не в ярости.
И тебе, честно говоря, уже не так плохо.
Ведь юность - это одно, а взрослый возраст - совсем другое.
Так что ты просто смотришь на большой фонарь на голове поезда, и говоришь то ли поезду, то ли вообще непонятно кому, говоришь в снег, в сугроб, говоришь в нежную рождественскую темноту:
- Спасибо за хороший вечер.
А теперь можно и холодную воду за воротник.