В марте в Центре современного искусства имени Сергея Курехина в Петербурге прошла лекция социального антрополога Дарьи Васильевой «Музыка в пространстве города». Что такое soundscape, почему мы быстро едим там, где громкая и ритмичная музыка, и зачем пользуемся наушниками?Slon публикует сокращенный вариант лекции.

Я хочу предложить непривычный ракурс рассмотрения города и музыки: музыка как часть нашего жилого пространства, не менее важная, чем стены и улицы. Описывая город, место, где мы живем, мы описываем такие категории, как карты, перспективы, достопримечательности, какие-то ландшафты. Из поездки мы привозим трофеи – сувениры и заметки. Почти все это – визуально ориентировано. Мы завязываем узелок на память, чтобы потом вернуться в это место, воссоздав его образ.

Каждый их присутствующих здесь имеет опыт эмоционального возвращения. Например, в кафе на Монмартре, когда вы слышите музыку, которая там играла. Однажды вы достаете из чемодана босоножки, обуваете их и чувствуете пяткой камешек, и в вашем сознании всплывает образ пляжа на Кубе. Неудивительно, что какие-то мелодии и звуки пробуждают в нас ассоциации и образы, связанные с городскими ландшафтами: они задают тональность.

Восприятие городского ландшафта мультисенсорно. В нем зашифровано огромное количество значений. Многие из объектов города, с которыми мы встречаемся, непосредственно влияют на нас: мы вступаем с ними в диалог, они структурируют наше общение. Мы будем говорить о сигналах, адресованных непосредственно к слуху. Сужая тему – речь пойдет о высокоорганизованной части звукового ландшафта, музыке.

Предлагаю совершить методологический поворот в мышлении, абстрагироваться от всей мультисенсорности и ввести категорию soundscape – социальные и культурные формы, эффекты, опосредованные шумами и музыкой. Это очень плотная сеть, определенным образом оформленная аудиально. Она завязана на наш аудиальный опыт, историю, символы, практики прослушивания, узнавания музыки и наши реакции на звуковые сигналы. Soundscape не только укоренен в определенных физических местах и ландшафтах города, но и включен в огромное количество символических потоков.

Обитатели разных городов проявляют избирательную чувствительность к звукам.

Например, жители Йоханнесбурга жалуются на крики птиц и животных, а шум машин их почему-то не раздражает. В Чикаго недовольны гудением кондиционеров в публичных местах, в Мюнхене – шумом из ресторанов.

Эти звуки переживаются болезненно. В то же время некоторые из достаточно радикальных шумов и звуков воспринимаются легко. Хорошие и яркие примеры – восточные города. Скажем, Япония и Корея. Тот, кто приезжает туда в гости, не может сосредоточиться на общении в комнате, потому что бумажные (в прямом и переносном смысле) стены помещений предполагают, что вы слышите практически все, что происходит за ними. Каким-то мистическим образом живущие в таких домах не обращают на все это внимания. Для них это не раздражающий фон.

Еще можно привести пример с музыкальными школами: жители окрестных домов со временем уже не замечают звуков, доносящихся из таких заведений, но если работа школы продлится хотя бы на час, начнут поступать жалобы.

Изучая состав soundscape, можно выделить несколько групп звуков:

• звуки приватные и публичные;
• звуки власти;
• звуки современности и ретроспективные звуки (они включают нас в определенную сеть смыслов и ассоциаций);
• маркирующие звуки.

Один исследователь провел в Кельне эксперимент: записал звон колоколов города (в определенных районах их слышно, в других нет) и установил динамики на домах там, где колокола не слышны. И воспроизвел звуки. В первые несколько секунд у жителей домов возникла полная дезориентация в пространстве. Горожане будто бы потерялись. Значит, непривычный звуковой ландшафт воспринимается нами достаточно остро.

Та же самая история с музыкой: во многих сферах города она так сильно слилась с городской структурой и формами деятельности, что ее отсутствие или изменение музыкального фона могут заставить вас подспудно изменить маршруты или форму деятельности или же вызвать резкое неприятие и недоумение.

Очень хороший пример: изменение реакции на городскую среду из-за трансформаций в мегаполисе, вызванных влиянием миграции. Некоторые районы становятся транзитными для мигрантов: туда приезжают, а потом, не успевая ассимилироваться, уезжают в другие места. Открывается так называемый этнический бизнес. Он аудиально непривычен для обывателя, живущего в таких районах давно, и вызывает острую реакцию. Городская среда очень сильно преобразуется отчасти именно из-за нашей реакции на звуковой ландшафт.

Возможно, одна из самых любопытных сфер городского публичного пространства, единственная, где мы можем общаться лицом к лицу, без участия различных электронных девайсов, где нас не отвлекают посторонние дела, – кафе. Там мы встречаемся с друзьями для многочасовых посиделок, назначаем деловые встречи. Все кафе имеют определенный музыкальный стиль и атмосферу. Заканчивается диск с музыкой, и – тишина. Что происходит? Все затихают на несколько секунд. Беседа меняет ритм и громкость и остается такой, пока музыка не возобновится. 80% посетителей не станут обсуждать в этот момент какие-то приватные вопросы.

Потому что музыка в кафе – это стена между нами и человеком за соседним столиком. Мы чувствуем себя в приватном коконе как раз благодаря музыке определенного стиля.

Если вдруг меняется ритм, громкость и стилистика музыкальных произведений, возможно, мы не осознаем этого изменения, но или уйдем раньше, чем планировали, или же скажем, что место испортилось. Возможно, нам покажется, что вкус кофе или торта уже не тот. Среда не будет соответствовать ожиданиям, ведь мы ассоциируем с местом определенную музыку, и она является частью капитала этого конкретного кафе для нас. А еще часто определенный класс заведений использует такой прием: чтобы посетители быстрее поели и ушли, включают громкую ритмичную музыку, не способствующую более длительному общению за столом.

Рассмотрим соотношение между звуками города: звуком и местом. Бывает, что место конструируется посредством звука. Пример этому – уличные музыканты. Возможность исполнения музыки на улице привязана к конкретным улицам, точкам. Это закрепляется исторически, ориентировано на опыт горожан, повседневные пространственные потоки и прочее. Формируется ниша, в которой возможно исполнение музыки. Сюда притягиваются люди, реализующие соответствующие этому месту стратегии. Можно сказать, уличные музыканты в чем-то оказывают сопротивление динамичному изменению среды города.

Звуки, шумы и в том числе мелодии имеют властную составляющую. Самые простые примеры – звуковые сигналы автомобилей, сообщения в общественных местах по громкой связи, наши собственные рингтоны на мобильниках. Они структурируют наше общение и задают его сценарии.

Звуковое пространство города дискретно и изменчиво. Степень насыщенности звуками зависит от того, что это за место, в какое время вы в него попали, от практик поведения людей, вовлеченных в производство звуков. С другой стороны, жители мегаполисов заявляют права на аудиальное пространство вокруг себя и присваивают его, а музыка и режимы слышимости в различных местах позволяет использовать одни и те же городские пространства очень по-разному. Пространство становится мозаичным и послойным – это делает современный город более живым.

Хороший кейс – звуковая агрессия в городе и разные формы присвоения пространства, установления этих публичных границ.

Как иллюстрация – водитель общественного транспорта и его музыкальные предпочтения. Мы не раз наблюдали пассажиров, которые терпят до определенного момента, а потом просят сделать потише или меняют транспорт.

Звуковая агрессия в городе, изменяющаяся аудиально и мозаичная, вызывает одну известную реакцию. Кто-нибудь в зале есть без плеера? Одна из наших реакций – аудиальная кольчуга урбанистического Дон Кихота – это плеер с наушниками. Мы носим свой музыкальный кокон с собой. Реагируем не на громкость звука, а именно на непривычность, на то, что он не вписывается в наши ожидания насчет данного места.

Музыка действует очень тонко, осуществляя манипуляции и контроль над пространством. Это зависит от того, как звучит и что звучит.

Очень четко можно разграничить город до плеера и в момент, когда появляется этот музыкальный кокон. В маленьких городах это особенно хорошо видно: там аудиальное пространство достаточно статично – изменяется, но медленно. Вспоминаю Петербург в детстве: оркестры в садиках, радио в городе. Сейчас у нас более пластичная среда: мы видим не всегда звукопроницаемые наушники, частные музыкальные устройства, живую музыку (не всегда в привычных нам местах), стилизованное музыкальное оформление различных мест. И опять же все это завязано на ритм и громкость.

Приведу примеры – сначала с углублением в историю – того, как способ трансляции и специфика исполнения завязаны на различные формы взаимодействия в городской среде, на определенные формы в общественной жизни. Первое – Венеция эпохи расцвета, век XVIII. В городе тогда все время пели: на улицах, за работой. Пели и гондольеры. Язык музыки в Венеции того времени был очень важным элементом повседневной жизни, способом выражения своей реакции на происходящее вокруг. Пение служило и способом трансляции народного творчества.

Классическая музыка той эпохи впитала многие мотивы именно за счет того, что они постоянно воспроизводились в городском пространстве: во «Временах года» Вивальди мы можем слышать мотивы тех самых баркарол. В XVIII веке гондольеры знали наизусть «Освобожденный Иерусалим» Тассо. Сегодня мы можем какие-то произведения искусства получить через СМИ. Тогда этот дискурс производился в аудиальном городском пространстве.

Практика пения была очень четко вписана в характерные для тогдашней Венеции формы общения. Сегодня, к сожалению, заставить гондольера петь получится только за определенную плату.

Может быть, кто-то еще помнит, как это было раньше. Во дворах часто прослушивали пластинки. Определенные соседские отношения, которые тогда сформировались, и те практики теперь ушли, но мы наблюдаем нечто похожее на блошиных рынках Европы, в том же Амстердаме. В настоящее время практика прослушивания пластинок в городском пространстве становится центром притяжения для «знатоков». Это повод для общения и встреч, трансляции своих идей. С другой стороны, эти же пластинки и их звук совершенно по-иному присваивает другая группа людей – туристы. Они приходят посмотреть на это как на достопримечательность.

Следующий момент – власть музыки. Репродукторы – это создание общего настроения. Это такое специфическое, коммунально настроенное городское сообщество.

Как говорил Маршалл Маклюэн, по радио очень хорошо отдавать приказы и транслировать законопроекты, ведь оно не предполагает обсуждения.

Контраст между городской средой с человеком в наушниках и праздничным советским городом, где из репродукторов звучит музыка, разителен. Это общая музыка, общее настроение и общая синхронность.

Еще один экскурс в историю и иллюстрация социального изменения – американские большие города середины XX века. Возникает любопытное явление, завязанное на богемную среду и практику самозахвата промышленных помещений – заброшенных фабрик и заводов. В них репетировали, жили, тусовались. Это порождало определенную эстетику и музыкальный стиль, а сейчас создает очень прочную сеть смыслов, историческую ретроспективу, связанную с определенными музыкальными жанрами. Вот эта романтика преобразования сегодня интерпретируется по-другому, потребляется группами других людей. Изменились отношения.

Сегодня оторвавшийся от своего исторического контекста символ, эта музыка, позволяет очень многим группам людей, независимо от образа жизни, включаться в городское пространство. Символическое насыщение среды, то, какой жанр используется для аудиального оформления места, – два очень распространенных сценария: это или ретроспектива, обращенная к истории жанра, места, или ретроспектива, ориентированная на современные сети и объединения людей по стилю жизни. Сегодня музыка возводит стены между людьми с разными предпочтениями и стилем жизни, но, с другой стороны, тем, кто приезжает в новую городскую среду путешествовать, работать, учиться, потребление определенных музыкальных стилей помогает включиться в жизнь города.