О том, на что направлен проект, кто такие сибиряки и как представляют Сибирь жители других регионов, корреспонденту РИА Новости рассказал руководитель проекта, завотделом Севера и Сибири Института этнологии и антропологии РАН, профессор Дмитрий Функ.
- Дмитрий Анатольевич, в чем заключается проект "Человек в меняющемся мире"?
— Это большой проект, инициированный Минобром и реализуемый в рамках мегагранта (гранты – до 90 миллионов рублей каждый, направленные на проведение научных исследований при условии привлечения вузами не менее 25% внебюджетных средств). Программа существует несколько лет и нацелена на создание научно-исследовательских центров в различных вузах России, в первую очередь, лабораторий.
В ТГУ такая лаборатория недавно создана. Правильное ее название — "Лаборатория социально-антропологических исследований" (лаборатория социальной антропологии). Здесь собран коллектив людей, которые нужны этому проекту.
Перед сотрудниками стоят две цели. Во-первых, за два года путем стажировок в российских и европейских исследовательских центрах успеть подготовить людей так, чтобы по окончании мегагранта они могли самостоятельно преподавать дисциплины, в частности, необходимые для направления "антропология и этнология", которое планируется открыть в ТГУ в следующем году.
Кроме того, на основе самого различного материала мы должны ответить на вопрос, который зашифрован в самом названии проекта – как люди адаптируются в современном быстро меняющемся мире. Как проходит их социальная адаптация, можно ли ее оптимизировать. И эта научная составляющая — самая важная в нашем проекте, конечная цель которого — определить роль идентичности и социальной адаптации в этом процессе.
- Что такое идентичность вообще и сибирская идентичность в частности?
— Идентичность – это некая данность, которая просто существует. Например, мое поколение, которое застало Советский Союз, — у нас безусловно есть что-то, что позволяет другим людям нас легко вычислить. Неважно, как ты выглядишь, какой у тебя фенотип – тебя смогут вычислить в зависимости от того, как ты поведешь себя в той или иной ситуации.
Под национальной или региональной идентичностью мы имеем в виду совокупность каких-то факторов, которые позволяют человеку идентифицировать себя с чем то или кем то.
Национальная идентичность так или иначе существует у любого национального образования, которое имеет государственность. Как только появляется государственность – сразу появляется национальная идентичность. В разных формах, с разными оговорками, с разными условностями, потому что долгое время сохраняется всегда и везде региональная идентичность. Она может иметь этническую окраску, может не иметь.
Мы все, так или иначе, представляем какие то региональные сообщества. Например, я никогда не скажу про себя, что я москвич, хотя я много лет живу в Москве. Я кемеровчанин, как был, так и остался. Я сибиряк. А что сибирского? Сказать сложно.
- То есть идентичность — это совокупность каких-то факторов?
— Которые позволяют человеку каким то образом идентифицировать себя с чем то или кем то. Когда мы говорим об этнической или региональной идентичности.
- Вне зависимости от желания человека?
— На самом деле это ситуативная вещь, потому что в идентичность можно играть, ее можно выбирать, ее можно выбирать в зависимости от ситуации. Это абсолютно точно – во всем мире так происходит.
Идентичность – не есть раз и навсегда данная тебе, потому что ты родился в данном месте. Например, через год твои родители переехали, ты попал в детский дом. Может произойти все что угодно.
Мой отец был всегда убежден, что он в принципе не способен к изучению иностранных языков. Но (!) он до пяти лет говорил только по-немецки и не знал по-русски ни слова. Просто так сложилась жизнь.
- У термина "сибиряк" есть несколько определений: это топоним, психическое состояние, культурно-историческая общность, этническая принадлежность. Так кто же такие сибиряки?
— Сибиряк – это тот, кто идентифицирует себя как сибиряк. Причем, это не человек, обязательно проживающий в Сибири, а человек, по тем или иным причинам, о которых он даже может не отдавать отчет, считающий себя сибиряком.
- А как же сибирский характер, сибирское здоровье?
— Сибирский характер – это мифологема, сибирское здоровье – тоже. Все эти утверждения – очень своеобразные вещи и существуют на уровне стереотипов. Для того чтобы говорить без акцента на якутском языке, нужно иметь хронический ларингит — так шутят сами якуты.
Но вместе с тем, безусловно, существуют некие мелочи, которые позволяют нас всех опознавать. Например, по языку можно вычислить. Я упорно продолжаю говорить в магазине: "Дайте мне две булки хлеба". Хлеб "булками" никто не считает – это невозможно, это нонсенс. А в Сибири – это норма.
- Идентификация всегда шла через понимание или противопоставление "свой" — "чужой". Кто сегодня чужой для "племени" сибиряков?
— Для русскоязычных сибиряков (старожилов) российские (жители европейской России) всегда были чужими. В литературе встречается масса интересных вещей про то, как они воспринимали друг друга. Одни говорили: "Ой, какие вы все грязные", а другие отвечали: "Зато у нас хлебушек родится". По большому счету, это были разные взгляды на одну и ту же культуру.
- А какова роль аборигенных народов в формировании этой самой сибирской идентичности? Особенно если учесть, что представители коренных народов – это меньшая часть населения Сибири?
— Я не знаю сейчас, какова роль коренных народов в формировании сибирской идентичности, но я могу сказать точно, что за рубежом Сибирь ассоциируется именно с коренными народами.
При этом представители коренных народов, даже если речь идет о больших этнических группах – в общей сложности тувинцы, буряты, якуты – это миллион с хвостиком, в меньшинстве. Здесь возможны два подхода: вы пришли на наши земли, вы нам тут все испортили, пожалуйста, вернитесь обратно. Можно по-другому: мы принесли вам образование и медицину, терпите нашу цивилизацию.
Эти пути не самые продуктивные, но нужно пытаться искать точки соприкосновения культур. Наверное, не столько через рассказ об этнической специфике тех или иных групп, сколько путем формирования региональной идентичности.
Потому что, скажем, на территории Хакасии или Якутии речь идет в принципе о некой республиканской, территориальной идентичности. Человек может сказать: "я из Хакасии" или "я из Якутии", и вовсе не обязательно, что он хакас или якут. Это может быть кто угодно. Формируется определенная территориальная идентичность, и это важно, на самом деле.
- А с чем ассоциируется Сибирь в европейской части России?
— Это, безусловно, холод. Может, не с медведями на улице, но это холод и "край земли".
- Изучение региональной идентичности – это чисто научный интерес, или у проекта есть прикладная составляющая?
— Нет, это не только научный интерес. Если говорить о Сибири – где она начинается — понятно: мы перешли через Камень (Урал), а вот где Сибирь заканчивается?
Для меня, как человека, родившегося в Сибири, Сибирь всегда заканчивалась где-то там, где граница с США. Но, например, когда в Чите разговариваешь с людьми: "Вы сибиряки?" Говорят: "Да, вот у нас тут есть недалеко две деревни, там сибиряки живут. Можно съездить, посмотреть". То есть все остальные не сибиряки.
Таким образом, при изучении сибирской идентичности, можно более четко определиться с границами. Сибирь – это не вся та территория, которая так называется или которую хотели бы видеть Сибирью. Как люди это осознают. Это раз.
Второе, государственная национальная политика – это очень сложная вещь. Особенно в той ситуации, когда она четко не формулируется. Только в последнее время происходят какие-то подвижки в этом направлении.
Конечно, можно сказать, что если поддерживать некую региональную идентичность, можно тем самым спустить "на парах" какие-то проблемы, которые возникают в плане межэтнических отношений. Да, это так. Но весь советский опыт показал, что как бы ты ни пытался не замечать этнические группы, они никуда не денутся.
Этнические группы, которые были в начале ХХ века, в несколько ином виде продолжают существовать и сейчас. И люди это помнят. Например, Алтай. Все привыкли считать, что там живут алтайцы, но там шесть разных этнических групп, которые никуда не делись за 70 лет Советского Союза. Хакасия строилась по тому же принципу. Но человек сейчас знает, кто он кызылец или сагаец. А хакас – это уже следующий уровень.
Но через выпячивание сибирской идентичности пытаться решать проблемы с этнической идентичностью…
Кроме того, региональную идентичность можно сделать привлекательной для других людей.
Так, в Кельне (Западная Германия) существуют группы, которые поют на кельш- немецком с элементами старофранцузского. На концертах раздают слова, чтобы зрители могли подпевать. Издаются даже словари кельш-дойч. Ежегодно проходит кельш-карнавал, который транслируется на местном телевидении, и комментатор говорит на кельш, периодически сбиваясь на немецкий.