Кроссовки родились, умерли - и вернулись.
В восьмидесятые годы двадцатого века, когда я был мальчиком, их носили все.
Кроссовки были таким же свойством времени, как надпись "Рок в СССР" с серпом и молотом, роман "Анжелика - маркиза ангелов", выставленный на продажу с деревянного ящика на кооперативном рынке, вареные джинсы и статья Юрия Черниченко о том, что колхозы - зло, а фермеры - добро.
А потом они кончились.
И были долгие двадцать лет, когда хождение в кроссовках за пределами стадионов и тому подобных заведений могло быть только мелким бандитским китчем.
Надел кроссы, взял семки, сел на корты, решил вопрос.
И казалось, что так будет всегда.
Но что-то странное началось в самом начале десятых.
Возникли новые люди в кроссовках.
Неприятные люди - вялые мальчики и тощие девочки инфантильного вида - они меня и до этого раздражали, а тут еще выкопали из ада этот адидас.
Но прошло еще несколько кусков времени - и кроссовки сделались всеобщей модой.
Выходишь на улицу и сразу видишь, что каждый, в ком есть хоть малейшая претензия на современный и, как бы это потошнотворнее выразиться, актуальный лук, - их обязательно носит.
И мне это нравится.
Я вижу в этом странную, смутную надежду.
Дело в том, что человек - он ведь тоже похож на кроссовки.
Он бывает молод, удачлив, любим, богат, счастлив, а потом что-то случается - и все это рассыпается и пропадает, словно бы и не было ничего.
Остается одна правда жизни, которая, сплевывая и садясь на корты, говорит ему:
- Семки взял? Давай, брат, решай вопрос.
А он, может быть, и не хочет.
Он, может быть, хочет каким-то немыслимым образом вернуть тот момент, когда в его жизни вместо плевков и вопросов - были удача, любовь, рок в СССР, фермеры вместо колхозов, веселый ветреный день.
И он говорит:
- Господи, я тоже хочу как кроссовки.
- Сделай меня снова счастливым и нужным. Как тогда, на том ветру.
- Надень меня.
- Оживи меня.
- Верни меня.