Столетие Февраля, которое подходило все ближе и ближе, и вот наступило, - это день мучительного послезнания.
Когда в жизни человека случилось что-то ужасное, что-то непоправимое - что, как ему кажется, он мог бы предотвратить, если бы все видел заранее, если бы не ошибся, - он спустя год, два, и даже десять - снова ждет тех же чисел, и снова спрашивает себя:
А если бы я тогда позвонил, а не выключил телефон?
А если бы я сказал не так, а иначе, не - "Пошел вон отсюда!", а - "Прости меня"?
А если бы я не свернул на ту улицу, не заглянул в ту запретную комнату, не открыл дверь?
Будущее - оно такое умное, оно все знает.
И ему, будущему, хочется как-то втиснуться, влезть в черно-белую фотографию Петрограда - ту, по крайней мере, где все счастливые, и где пока никого не убили, - и начать бегать, суетиться, кричать, дергать всех этих мертвых черно-белых людей за рукава их пальто и шинелей, заглядывать им в глаза и рассказывать им, что дальше будет.
- Отмените февраль, вас через два года под Харьковом ограбят и выбросят из поезда на полном ходу, и ваши дети никогда не узнают, где ваша могила, и неудивительно, нельзя ведь узнать о том, чего нет!
- Прекратите февраль, вас через полтора года расстреляют какие-то мутные типы в Варсонофьевском переулке, якобы в знак протеста, - а против чего они протестовали, никто уже и не помнит, какая разница!
- Остановите февраль, вы же потеряете дом, семью, вы проведете всю свою жизнь в Уругвае, слушайте, да вы вообще знаете, где находится Уругвай?
- Немедленно уймите февраль, вас сначала выгонят с работы, потом отберут избирательные права, потом карточки, потом арестуют, а потом вы станете фитилем у них на общих работах, нет, фитиль - это не у керосиновой лампы, наивный вы человек!
Но прошлому неинтересно слушать причитания будущего.
Прошлое - счастливое, нарядное, со знаменами и плакатами, "Война до победного конца", "В борьбе обретешь ты право свое", "Свободная Россия приветствует избранников народа и защитников отечества", - уверенно идет навстречу страданиям, распаду и смерти.
До конца старой России - через сто лет - только два месяца, месяц, неделя, вот женщины ссорятся в очередях, а вот уже народ собирается на Знаменской площади, падает мертвый пристав, всего два дня, скоро унтер Кирпичников сдвинет лавину, у нас остался один, последний день. Ни одного.
Молчи, запоздалое послезнание.
Зачем ты дергаешь меня за рукав?
Зачем ты кричишь на Великую Бескровную Революцию - "пошли вон отсюда!"
Ты лучше тихо скажи то, что я не могу.
Скажи это сам.
Прости меня.