В начале апреля житель латвийской Лиепаи Сергей Антонов, явившись в местный ЗАГС за свидетельством о рождении для своего новорожденного сына, был неприятно удивлен тем, что чиновники отказались записать младенца под именем, которое выбрали родители. Чета Антоновых решила назвать сына Мироном, однако в ЗАГСе им отказали, мотивировав отказ нормами действующего латвийского законодательства. В соответствии с ним ребенок может быть назван только «Миронс», что созвучно слову «миронис» (в переводе с латышского — «покойник»).

Работники ЗАГСа сослались, в частности, на то, что транслитерация русского имени (Miron Antonov) противоречит положениям закона «Об акте регистрации», а также закону «О государственном языке». Хотя конкретные нормы закона, которые были бы нарушены, согласись чиновники записать ребенка, как того пожелали родители, в ЗАГСе назвать затруднились. Противоречит — и все тут.

На тот момент, когда Сергей Антонов вступил в противостояние с ЗАГСом, его ребенку уже исполнилось два с половиной месяца, однако официально младенец до сих пор не существует. Отец, отказывающийся записать сына «покойником», сокрушается: «Я, если честно, совсем не понимаю, в чем проблема. Места для написания хватает, на латышском языке написание остается, при таких обстоятельствах вывод напрашивается сам за себя: значит, дело не в латышском языке и даже не в правописании». По словам Сергея Антонова, упорство сотрудников ЗАГСа привело к тому, что, оставшись без персонального кода ребенка, семья оказалась лишенной детского пособия по рождению, пособия по уходу за ребенком и бесплатной медицинской помощи.

«Я не знаю, что теперь делать с обязательными прививками от дифтерии, столбняка, коклюша и полиомиелита. Очередь в детский сад для нас закрыта. Нам обещали в суде, что дело будет рассмотрено в приоритетном порядке, но это лишь слова», — цитирует Антонова издание TVNET. Оно же отмечает, что сейчас о существовании ребенка свидетельствует лишь лист бумаги формата А5, выданный в больнице при его рождении.

В итоге Сергей Антонов решил судиться с властями за право назвать сына так, как хотят родители. 20 мая стало известно, что административный суд Лиепаи принял его заявление. Ответчиком будет выступать лиепайское отделение ЗАГСа.

Случай с Мироном-«покойником» (кстати, лиц по имени «Миронс» в Латвии насчитывается более 60 человек) — далеко не первый из подобного рода скандалов, связанных с настойчивым желанием латвийских властей «латышизировать» чужеродные имена и фамилии. Истории про Шишкиных, которые, как того захотели в Риге, превратились в Сискинсов (Siskins), и Пышкиных, ставших Пискинсами (Piskins), уже давно муссируются, причем и далеко за пределами республики. В середине 2000-х латвийские СМИ рассказали историю о некоей Галине Шишкиной, которая с 1998 года вела войну с местными чиновниками за право сохранить свою фамилию.

В общем-то, предложенный властями способ транслитерации (Šiškina — Шишкина) обладательницу фамилии устраивал, однако в специальной строчке в паспорте, которую считывает компьютер (при пересечении границы или при оформлении документов за рубежом) и которая состоит из двух непрерывных последовательностей прописных букв, цифр и символов, Šiškina превратилась в Siskina (Сискина), так как обе буквы Š утратили диакритический знак (ˇ) — его компьютер не читает. В итоге в визе или любом другом документе, составленном на русском или английском языках, «Š» превратится не в «Sh», а в «S». Первым с этим казусом столкнулся сын Галины, который, по ее словам, позвонил ей и, едва не плача, сообщил: «Все, я теперь Сиськин!».

«Я, разумеется, паспорт с такой изуродованной фамилией брать отказалась… и началась моя долгая судебная эпопея», — рассказывала женщина. Галина Шишкина прошла несколько инстанций и даже нашла поддержку в Окружном и Верховном судах, однако все ее усилия разбивались о непоколебимость Департамента гражданства и миграции, в компетенцию которого входит выдача паспортов. Транслитерацию «Shishkina» власти отвергли, пояснив, что такое написание фамилии в считываемой строке будет нарушением международных норм, в соответствии с которыми в считываемой строке не должны указываться буквы, отсутствующие в основной части (Šiškina), да и количество букв в обеих зонах паспорта должно быть одинаковым.

Промучившись несколько лет и даже дойдя до Страсбурга, Шишкина решила взять свою девичью фамилию Осаулко. Но и тут власти заупрямились, пойдя на попятную только после того, как в дело вмешался тогдашний руководитель Госбюро по правам человека Олаф Бруверис.

Другая громкая история связана с делом гражданина Латвии Леонида Райхмана, дошедшего в своем разбирательстве до ООН. Получив новый паспорт на имя «Leonīds Raihmans», его обладатель обратился в Центр государственного языка с ходатайством о том, чтобы имя и фамилия писались как «Leonid Raihman». Это ходатайство было отклонено, как и последующие обращения Райхмана в суд, после чего он подал заявление в Комитет ООН по правам человека. В конце 2010 года комитет постановил, что Латвия нарушила права своего гражданина, указанные в 17-й статье Международного пакта о политических и гражданских правах, и порекомендовал властям республики изменить как имя и фамилию жалобщика, так и местное законодательство в целом. В Риге в ответ на решение ООН заметили лишь, что «правительство не видит нужды в неотложных действиях по изменению существующего в стране регулирования отображения личных имен в официальных документах».

Судился с Латвией и Руслан Панкратов, нынешний депутат Рижской городской думы и основатель движения «Верните наши имена!». Он подал жалобу в Европейский суд по правам человека еще в 2006 году. В минувшем апреле Панкратов (или Панкратовс) сообщил, что дело принято в судопроизводство и он ожидает решения по нему до конца текущего года. Мотивируя свое решение судиться с Латвией, Панкратов поведал, что пресловутая «s» в конце его фамилии постоянно создает неудобства при пересечении границ и во время зарубежных поездок. Так, в Венгрии на конгрессе психиатров (Панкратов по образованию врач-психотерапевт) ему задали вопрос, один он будет выступать или их, Русланов Панкратовых, несколько.

«Изменить фамилию можно в ЗАГСе, — рассказывал Панкратов изданию Focus.lv. — Я могу легко изменить Панкратовс на Ивановс. А вот убрать «с» с окончания фамилии нельзя. Все фамилии должны соответствовать логике латышского языка. Людям это, конечно, не нравится, но государству на людское недовольство плевать».

Дело, впрочем, не только в буковке «с» на конце имени или фамилии. В Латвии крайне скрупулезно относятся к любым вопросам, связанным с написанием имен в документах. В свое время Министерство юстиции республики ответило отказом местной жительнице Галине Бузаевой, желавшей взять фамилию мужа (Введенская, Vvedenska), мотивируя это тем, что наличие двух букв “V” в фамилии не отвечает правилам государственного языка и является «существенным ограничением демократического государственного устройства». Бузаева обратилась в суд и все же добилась своего.

Помимо простого человеческого недовольства и бытовых неудобств, с переписыванием фамилий связана еще одна проблема. По мнению генерального директора Европейского центра геополитического анализа Матеуша Пискорски, занимаясь «латышизацией» личных данных, Латвия создает прибежище для международных преступников. В интервью «NewsBalt» Пискорски подчеркнул, что в Латвии и частично в Литве принудительный характер изменения имени и фамилии создает дополнительные возможности для криминальных элементов, которые хотели бы уйти от правосудия. «К сожалению, — констатировал эксперт, — политические элиты новых государств Прибалтики пытаются строить свою национальную идентичность на основе жестко националистических лозунгов, в том числе в плане языковой политики. Это, конечно, абсурд».