Китайцы обошли американцев в «марихуановой гонке». Пока европейские и американские ученые лишь начинают исследовать полезные свойства каннабиса, в Китае уже вовсю колосятся кусты с листьями узнаваемой формы. Для Китая «трава» — не новомодный продукт, а неотъемлемый компонент народной медицины с тысячелетней историей. «Лента.ру» проследила, как Поднебесная стала марихуановой сверхдержавой.

«Если кто-то употребит слишком много, будет видеть призраков и носиться как сумасшедший. Если же принимать понемногу, но долго, можно наладить общение с Богом», — говорится о каннабисе в медицинском трактате «Канон корней и трав Шэнь-нуна», написанном в I или II веке нашей эры. По преданию, автор трактата — сам Ян Ди, один из трех легендарных правителей Китая, обучивший людей земледелию и изобретший плуг.

На протяжении тысячелетий каннабис упоминается в китайской литературе: в основном, правда, речь идет о семенах и волокне. Лечебные свойства тем не менее обсуждаются в медицинских трактатах. Предполагается, что именно каннабис использовал в своем обезболивающем порошке «Ма Фэй Сань» врач Хуа То еще в III веке нашей эры. Четыре века спустя — во времена династии Тан — выдавленный из листьев конопли сок, по-видимому, применяли для анестезии при тяжелых травмах — например, переломах костей.

Марихуану на протяжении сотен лет рекомендовали то как лекарство от забывчивости, то как средство от «ветра в теле» — психических расстройств. Первый задокументированный случай применения конопли для обезболивания упоминается в «Книге мыслей Бянь Цюэ», написанной в 1146 году. Порошком из каннабиса облегчали боль при моксотерапии, традиционной китайской практике прогревания биоактивных точек тлеющим кончиком полынной сигары.

Ученые не могут прийти к единому мнению о том, какие именно свойства марихуаны позволяли врачам Древнего Китая лечить пациентов. Определенным терапевтическим эффектом обладает как каннабидиол (КБД) — он не оказывает влияния на психику, но помогает справиться с воспалительными процессами и успокоиться, так и психически активный тетрагидроканнабинол (ТГК). Уровень содержания этих веществ в растениях зависит от сорта марихуаны.

Но больше всего китайцы ценили коноплю за волокно, из которого получались отличные веревки и ткань. Поэтому в народе старались высаживать только волокнистые сорта: в них, как правило, ТГК немного. Со временем эти сорта почти полностью вытеснили «психоактивные», и по всему Китаю распространилась условно «ненаркотическая» конопля.

Исключение — марихуана с высоким содержанием ТГК, сохранившаяся на территории современного Синьцзян-Уйгурского автономного района. Здесь «траву» использовали как наркотик уже во времена династии Цин (1644-1911 годы). Российский исследователь Чокан Валиханов задокументировал этот факт в 1858-м.

Однако свидетельств масштабного злоупотребления (и, соответственно, запрещения) марихуаны — в отличие, скажем, от опиума — было совсем немного. В Синьцзяне впервые стали конфисковывать ввезенный из-за рубежа каннабис лишь в 1936 году. То есть выращивали в Китае марихуану тысячелетиями и проблемы с ее злоупотреблением не знали.

Красный ответ

Всплеск интереса к исследованию каннабиса произошел в конце 1970-х. В 1979-м Народно-освободительная армия Китая (НОАК) вторглась на территорию Вьетнама: командование быстро осознало, что для успешной войны в джунглях солдатам нужна подходящая униформа. Ткань из конопляного волокна пришлась как нельзя кстати: она была «дышащей» и обладала антибактериальными свойствами. Изучалась также возможность применения препаратов из марихуаны в походных госпиталях.

В 1985 году Пекин подписал Конвенцию о психотропных веществах. Каннабис признали опасным наркотиком и ввели суровое наказание за его производство, употребление и распространение. В соответствии с принятым властями КНР Уголовным кодексом, за «траву» можно было лишиться жизни: если при обыске обнаруживали 150 килограммов необработанных листьев каннабиса, 5 килограммов обработанных или 10 килограммов смолы (гашиша), приговор — вплоть до смертной казни.

Суровость закона по традиции компенсировалась необязательностью его исполнения. Власти, как правило, не обращали внимания на фермеров, выращивающих марихуану с низким содержанием ТГК, — для многих крестьян это был неплохой источник дохода. Исключение — Синьцзян: там не давали спуску даже любителям конопляных веревок и рубашек, памятуя о склонности местных жителей к пагубному пристрастию.

Травяное лидерство

Усилия ученых принесли свои плоды: сегодня среди патентов на связанные с каннабисом изобретения — множество китайских разработок. «В западной медицине каннабис только начинают признавать, а обилие китайских патентов позволяет сделать вывод: фармацевтика в КНР развивается быстрее, чем на Западе, — указывал Люк Дучесне, биохимик и бизнесмен из Оттавы на ресурсе InvestorIntel. — Традиционная китайская медицина воспользуется усиливающимся трендом. Слоган возникает сам собой: "Вестернизированное традиционное китайское лекарство скоро будет в вашей аптеке"».

Китайские изобретатели, например, владеют патентами на «улучшающую иммунитет еду», приготовленную с использованием семян каннабиса, на средства от пептических язв и от запора. «Китайцы умнее нас, и у них полно хороших идей, — сетовал Питер Рейнольдс, глава британской лоббистской компании Cannabis Law Reform, выступающей за легализацию марихуаны. —
Лекарственный потенциал каннабиса феноменален».

Ученым из КНР удалось вывести сорта конопли, отлично приспособленные для выращивания и в холодных северных провинциях, и в субтропических южных, и в пустынной Внутренней Монголии.

Как рассказал профессор Ян Мин, возглавляющий направление каннабиса в Юньнаньской академии сельскохозяйственных наук, в последнее время многие китайские фермеры в поисках выгоды перестали выращивать лен и перешли на марихуану.

Профессор уточнил: для выращивания конопли нужно получать специальное разрешение, и легально это можно делать лишь в провинциях Хэйлунцзян и Юньнань. «В других провинциях фермеры могут самовольно выращивать признанные опасными сорта конопли, в которых уровень ТГК превышает 0,3 процента», — сообщил Ян, уточнив, что власти хотели отдельно запретить такие плантации, однако не решились из-за возможного протеста фермеров.

Точных данных о количестве выращиваемой в Китае конопли нет. «Число огромное. Раскрывать его нельзя. Многие фермы, по большому счету, незаконны», — пояснил профессор Ян. Но почти половина всех мировых площадей под легальное выращивание конопли находится в Юньнане и Хэйлунцзяне.

Неясный юридический статус — последнее препятствие на пути превращения Китая в настоящую марихуановую сверхдержаву. «Мы видим, что все больше фермеров заражаются энтузиазмом и высаживают сорта с низким содержанием ТГК. Но марихуана — это марихуана. Сколь ни было бы мало ТГК, возникновение огромных плантаций повышает риск злоупотребления наркотиками и появления множества проблем», — рассказал о страхах властей профессор Юнь Чуньмин.

И все же китайский бизнес «на траве» уверенно смотрит в будущее. Например, Тань Синь, руководитель Hemp Investment Group — одной из крупнейших китайских компаний, занимающихся легальным производством конопли — недавно объявил о крупном совместном проекте с оборонными структурами. Его корпорация вместе с НОАК разрабатывает препарат от посттравматического стрессового расстройства, использующий компоненты марихуаны. Лекарство проходит заключительные испытания.

У Hemp Investment Group уже есть офисы в США — Тань планирует открыть их в Канаде, Израиле, Японии и Европе. Он надеется, что разработанное его компанией лекарство и другие препараты будут продаваться во всех странах, участвующих в мегапроекте «Один пояс — один путь», в том числе в России. «Мы рассчитываем, что в ближайшие пять лет [марихуановый] сектор экономики Китая вырастет до 15 миллиардов долларов», — подытоживает предприниматель.

Многие мои друзья никогда не были в Америке. И некоторые в ответ на предложение «поезжай, посмотри» отвечали, что, мол, никогда и ни за что. Причины разные: от «долго придется не курить» до нежелания связываться с муторным оформлением американской визы. Что до недавнего времени было не совсем так. А может, боялись соблазна? Теперь, в свете намерения посольства США сократить число выдаваемых виз, вновь «актуальной» станет песня «Наутилуса» перестроечных времен: «…В терпком воздухе крикнет/ Последний мой бумажный пароход./ Гудбай, Америка,/ Где я не был никогда./ Прощай навсегда…»

В Америку полезно съездить было бы хотя бы раз. Особенно тем, кто ее сильно и в этом случае, как правило, заочно, не побывав ни разу, ненавидит.

Один видный российский политик, ярый американофоб, как-то признался мне, что ему страна очень понравилась и он проехал по ней с большим удовольствием. На сей случай в обиходе есть еще с советских времен формула-отговорка, чтобы не признаваться в политической крамоле: мол, система плохая и «агрессивная», а вот «простой народ» замечательный. Примерно как у нас порой: народ — прекрасный, а вот «население» порой выдает коленца.

В Америку полезно съездить, чтобы посмотреть в нее как в зеркало. Прикинув на себя даже не политические, а сугубо бытовые детали и черты.

Хотя раньше говорили (сейчас примолкли), что американцы похожи на нас, это не так. Мы друг другу — как инопланетяне. Просто некоторые хотят, чтобы «было, как в Америке», но это, за небольшими частными исключениями, пока невозможно. Хотя со временем — наверняка станет в чем-то неизбежным, поскольку именно Америка задает тон тому, что называется техническим прогрессом.

Америка для советских и постсоветских людей была не только извечным «геополитическим соперником», особенно в годы «холодной войны», но и эталоном, с которым хотелось и соревноваться, и с него брать пример.

Ильф и Петров отправились в США накануне Большого террора и написали поразительно человечные и внеидеологические (насколько это было возможно) путевые записки. «Одноэтажная Америка» — один из лучших travelogue всех времен и народов. Отрывки из книги публиковали «Правда» и «Огонек». В СССР тогда приехали тысячи американских инженеров, которые помогали делать индустриализацию. А советские специалисты ехали за опытом и знаниями не только в Германию, но и в США (к примеру, Горьковский автозавод — это, по сути, «Форд»). Америка казалась если не другом, то точно не врагом.

Так нас и «мотает» от вражды до всякий раз срывающихся попыток дружбы.

Спустя десятилетия Познер с Ургантом успели проскочить с «сиквелом» под опускающимся новым «занавесом» (который пока непонятно, каким будет — железным или цифровым, а может, визовым). Первый канал дозировал сериал по часу в неделю, чтоб зритель не шибко очаровывался.

«Кухонный спор» Хрущева с тогдашним вице-президентом США Никсоном в июле 1959 года на промышленной американской выставке в Сокольниках — это не только про идеологическое соперничество, но и про то, с кого мы хоть в чем-то хотели брать пример. Кстати, как-то оказавшись в американской глуши в музее кухонной техники, я был поражен тому, когда в Штатах уже появились на массовом уровне кухни современных образцов, а также холодильники, посудомоечные машины, СВЧ-печи и прочая полезная утварь. Нас еще десятилетиями после этого партия и правительство учили преодолевать в себе мелкобуржуазный «вещизм». Кстати, тостер (разумеется, не электрический) был у американских колонистов уже в XVIII веке.

А куда поехал первым делом киногерой Багрова-младшего «Брат»? Тоже ведь в Америку. По ней себя мерил-то.

Первое, что обращает на себя (после придирчивого и не всегда приятного допроса пограничника в аэропорту, на кой ты сюда приехал и когда уедешь), — это тотальная доброжелательность страны в целом. Жесткий Нью-Йорк и в меньшей степени бюрократический Вашингтон — отчасти (но лишь отчасти) исключения из этого правила. Тебе как бы везде рады. И далеко не везде приветственная улыбка, вопреки расхожему представлению, именно искусственно натянутая.

Если ты остановишься на улице с картой в поисках маршрута, к тебе с большой вероятностью подойдет первый же прохожий и предложит помочь. Так же с машиной, остановившейся на обочине.

К тебе вся страна как бы «расположена», отчего сразу возникает чувство разлитой по ней свободы. Они поэтому и одеваются кое-как, как бы расхаживая по своей стране в домашней пижаме и тапках.

Америка устроена так не для иностранцев (для них нигде не встретишь каких-то специальных «привилегий» а-ля советский «Интурист»), а для себя самой, разумеется. Просто там легко «раствориться». В том числе и поэтому нелегальные иммигранты сравнительно легко устраиваются на работу миллионами. Проверкой документов мало заморачиваются. Это считается ущемлением прав.

По приезде в качестве туриста ты нигде не должен регистрироваться, указания первичного адреса в короткой анкете (она же таможенная декларация) достаточно. Тебе как бы верят на слово, притом что, конечно, Большой Брат имени Сноудена наверняка бдит, но на бытовом уровне вы этого никогда не почувствуете.

Там вообще принято верить на слово в разы чаще, чем у нас. Путешествуя по стране неделями, можно ни разу не показать никаких документов, в том числе при поселении в мотелях.

Если где и спросят ID, то достаточно российских водительских прав с фамилией на латинице. В крупных городах паспорт в гостинице, скорее всего, спросят. И уж точно тебя никогда не остановят на улице для проверки документов, равно как и на дороге, если ты не нарушал ПДД.

Кстати, о нарушениях. Один раз пришлось платить штраф за парковку где-то на побережье штата Мэн. Просрочил парковку минут на пять — с этим там строго, но машину на эвакуаторе никто никогда не увезет, если она действительно не мешает движению или ты не оставил ее в аэропорту прямо у входа. «Дрючить» показательно людей в Америке, притом что полно жестких предписаний и правил, которые стоит выполнять, не принято. Так вот, вхожу в местный околоток с квитанцией из-под дворников (дежурного нет, паспортные данные никто не списывает), спрашиваю у «копов», где тут касса, чтобы оплатить 30 баксов, а то через две недели переводом будет в два раза дороже. Показывают на ящик у входа — туда кидай прямо «налом». Еще подло подумал — неужели они потом не выгребают «бабло» себе в карман?

Многое вообще построено на доверии. В провинции сплошь и рядом вдоль дорог стоят лотки с продукцией местных фермеров (продают без образования ИП) — ягоды, фрукты, овощи. Ценник есть, продавца нет. Бери товар, клади деньги, бери сдачу (не всегда это предусмотрено все же). Никто не ворует. В крупных городах, конечно, иначе.

Доверием можно теоретически в разных случаях злоупотребить — соврать, смухлевать и т.д. Проверяют далеко не всех. Но если вдруг обнаружат — мало не покажется.

Еще вы практически нигде не встретите заборов — ни больших, ни низких. А окна почти всегда не занавешены. В этом плане общество тоже «транспарентно».

Американцы трогательно любят свою страну и гордятся ею вне всякой политики в Ираке, Афганистане, на Украине и прочих местах. «Внешний фактор» на бытовом уровне отсутствует. В том числе на тебя как именно на русского всем наплевать, никто не будет «мстить за Путина», к которому никакой антипатии тоже, кстати, на массовом уровне нет, притом что его все знают.

Проявление патриотизма — в частности, в том, что на обочинах дорог нет мусора. Как нет его в местах «массового отдыха граждан», вылизанных и обихоженных, как на картинке.

На картах специально помечены дороги, где scenicdrive (то есть красивые окрестности и приятно ехать). А едва ты подумал, что, мол, вот какой красивый вид и хорошо бы его сфотографировать, как тут же указатель «Scenicview» — с заездом на специально сделанную площадку с парковкой, откуда ты можешь это сделать.

Страна подстроена под автомобили. Нет ни одного места, куда бы ты не мог подъехать и припарковаться. В подавляющем большинстве случаев — за исключением самых крупных городов и то не всегда — бесплатно.

Во дворах многоквартирных домов, в «коттеджных поселках» нет шлагбаумов, но надпись «парковка только для резидентов» работает безотказно. Можно рискнуть, конечно. Но без гарантии не получить штраф. Кстати, парковка в подземных паркингах что Нью-Йорка, что Чикаго в пересчете на сутки стоит заметно дешевле, чем в Москве. Общественный транспорт в крупных городах (включая Нью-Йорк, где появились в изобилии наконец и велодорожки) развивается вовсю, но для автомобилистов оставляют все приемлемые, в том числе по деньгам, опции.

Кстати, еще о дорогах. Можно, если вы не въезжаете в крупные города, где бывают жуткие пробки (особенно на въезде в Нью-Йорк, Чикаго или Лос-Анджелес), рассчитать с точностью до пяти минут время прибытия в конечный пункт за несколько сот миль от вас. И ехать большую часть пути на «автопилоте». По таким дорогам можно гнать 160 км/ч, но все тащатся 110–115 (плюс 3–5 миль к ограничению скорости). «Гаишники» так же «подло» подкарауливают на дорогах, а камер вне городов почти нет. То есть «нет оснований не доверять полиции».

Зато в городах можно поворачивать через две сплошные, если тебе надо в магазин напротив. И это — тоже Америка: две сплошные — понятие гибкое, в зависимости от реальной ситуации. Ну и поворот направо на «красный», конечно.

Дорожные работы до раздражения часты, но сужение дороги начинается заблаговременно, и все при этом тащатся в одной полосе, перестраиваясь заранее, почти никто не лезет по обочине, чтобы потом встроиться в последний момент. Вежливости на дорогах — на порядок больше, чему нас. Как-то мне объясняли в шутку причины: «Не подрезай его, у него может быть пистолет в бардачке». Кстати, на знак «Движение без остановки запрещено» первым едет не тот, кто справа, а тот, кто приехал на перекресток первым (в этом есть что-то чисто американское), важно при этом иметь визуальный контакт с другим водителем, работает элемент «договоренности» и компромисса.

Любовь к своей стране еще и в том, что буквально из всего американцы делают музеи.

Не только из квартир выдающихся людей (поразительно трогательны музеи не только Джорджа Вашингтона, куда стоят длинные очереди, но и Марка Твена или Эдисона, куда вообще никакой очереди нет и надо специально приглашать экскурсовода — местную тетушку), но и из рыбной или скотоводческой фермы, электростанции и даже дамбы, которая в этом смысле ни разу не «особо охраняемый объект». Не говоря уже о космодроме на мысе Канаверал и целых парках развлечений какой-нибудь «Парамаунт Пикчерз».

Любое интересное с точки зрения природы и посещаемое (оно оттого и посещаемое) место изобилует — на самый разный кошелек — мотелями, гостиницами и прочей туристической инфраструктурой, туда можно приехать на машине или прилететь не задорого. Все построено без общефедеральных программ развития туризма и тем более туристических сборов. Будь то Йеллоустонский национальный парк, район Большого каньона или Ниагарского водопада. И даже «престижнейшего» Кейп-Кода. За неделю-две всегда можно забронировать номер по своим деньгам даже в пиковый сезон. И только в Лас-Вегасе в августе лучше побеспокоиться заранее, а то ночевать вам в пустыне. Чаще всего, если это рабочий день, можно остановиться в приглянувшемся по дороге мотеле, ориентируясь на заметные издалека светящиеся табло «Vacancy» либо «Nоvacancy» (во втором случае просто зажигают первую часть табло). Лучше это делать засветло, а то места кончаются, большинство едет как раз «наобум».

А вот въезды в национальные парки, как правило, платные — от 5 до 25 долларов с машины в сутки, что и у нас пора сделать, кстати, беря не по 100–300 рублей, а столько, чтобы хватало на содержание наших полунищих национальных парков и заповедников и обустройство необходимой туристической инфраструктуры.

Вопреки расхожим представлениям по части американского фастфуда, вы, путешествуя по стране, никогда не останетесь голодными, причем «травиться в «Макдоналдсе» не придется. Кухни народов мира к вашим услугам почти в каждой «дыре».

Наблюдение про телевизор. Содержание — это что сравнивать большое с зеленым. Реклама также навязчива, ее много, хотя рекламные паузы короче наших. Что бросается в глаза — обилие рекламы для пожилых людей: множество товаров, страховки (медицинской рекламы вообще много, это огромный рынок). Признак того, что это одна из самых платежеспособных категорий.

Среди пожилых много работающих, это тоже бросается в глаза. Людям давно за 70, а дома не сидится.

Многие при этом отдают себя еще и всяким волонтерским организациям, в которых, кажется, состоит каждый второй американец, а то и все поголовно, причем не в одной. На благотворительность нация тратит частным образом более 300 млрд долларов в год. И, как ни странно это звучит, жесткое по-капиталистически (вот уж никогда бы не хотел там работать, разве что в университетской среде, которая, впрочем, не лишена того же склочничества, что и у нас, — лучше приезжать туристом) американское общество — это общество волонтеров. И альтруистов. Удивительно, сколь много денег и полномочий местные власти распределяют через НКО. При отчетности в разы проще нашей (привет «делу Серебренникова»). И не воруют ведь!

Права местного самоуправления — нам на зависть. К примеру, как-то был свидетелем собрания жителей графства, где обсуждался вопрос, нанимать ли еще одного полицейского для патрулирования окрестностей (это отдельно от городской или полиции штата, а федералы — это только ФБР). Решили после часовых дебатов все-таки нанять за свои налоги еще одного «участкового».

Полно на улицах не только мобильных и бодреньких старичков, но и инвалидов. На современных колясках. Под них перестроена — это началось в 80–90-е — вся инфраструктура. Мобильным старичкам положена еще и скидка на все билеты и многие услуги — для тех, кому за 65. Seniorcitizens — это не формально уважаемая категория. Что чисто внешне создает впечатление, что «нация больна и стара», каковое еще более усугубляется обилием страдающих ожирением. Зато в школе не дразнятся «жиртрестом».

Бюрократия наша даже в чем-то стала проворнее, чем тамошние бумагомараки, а в чем-то нашим до них — как до Луны. Там ты все же (со стороны так кажется) чувствуешь себя полноправным налогоплательщиком, а бюрократ видится за твои деньги нанятым работником.

Про Америку можно писать бесконечно. Не все черты в ней милы. Порой кажется, что наше общество на бытовом уровне сегодня гораздо свободнее и «неформальнее», что для многих перевешивает отлажено работающие институты на всех уровнях. По сфере услуг — коммунальных, всякого ремонта — мы, на мой взгляд, обошли Америку, у нас дешевле, проще и расторопнее. А вот медицину лучше не сравнивать. Американское общество порой раздражает своей «правильностью» и стремлением всегда действовать по регламентам, хоть ты тресни и умри у чиновника на глазах. Порой оно вообще кажется воистину тоталитарным ввиду неготовности (неспособности из-за стереотипов) принять иную точку зрения.

Я бы мог написать много про то, что мне не нравится в Америке. Но, во-первых, и без меня полно охотников, во-вторых, не те времена, к чему усугублять. Нынешние заметки — рваные и случайные. Надо ехать самим, сколь бы издевательским ни было данное предложение в свете наступающих «безвизовых времен».

Пройтись по роскошным и одновременно вонючим от мусора улицам Нью-Йорка, посмотреть на морских котиков на набережной Сан-Франциско, сходить в музей НАСА в Вашингтоне (там есть и «наши» экспонаты), заглянуть в Большой каньон и Ниагарский водопад, потрогать ногой горячие ручьи Йеллоустоуна, сделав селфи у гейзера по имени «Старый приятель», извергающегося, собака, точно по расписанию (оно висит рядом, для наблюдающих расставлены скамеечки), и проехать на машине сквозь группу бизонов, бредущих по дороге. По пути не забыть заехать в пустыне Айдахо на первую атомную электростанцию (увы, это не Обнинск, хотя американский вариант был страшно маломощный, на несколько домов). Свозить детей в «бездуховный», но трогательный Диснейленд. Много мест, в общем.

А чтобы лишний раз убедить себя в том, что вы правильно сделали, что не эмигрировали, если вдруг была такая мысль, непременно наведайтесь на Брайтон-бич. Мне показалось, что «наши люди», там живущие, убоги в своем не растворившемся в Америке «квазисовке». Однако они часто выглядят страшно довольными своей «колбасной эмиграцией», бесконечно беседуя о «вэлфере», деньгах, скидках, льготах и прочей «халяве» от щедрого американского государства.

И еще в тамошних кафе можно встретить яростные, чуть не до драки, споры убежденных «путинистов» с ненавистниками «кровавого режима».

А съездив, возвращайтесь. Рассказать, что эти америкосы — совсем не страшные. Как говорил герой одного культового советского мультика, «они такие же, как мы, только без хвоста». Вернее, это, конечно же, мы — и только мы! — без хвоста. А они все — с хвостом и даже рогами. Но, если честно, совсем незаметными.