Однажды ты встретишься со своим прошлым. Кудрявым или гладковолосым. С зелеными глазами или карими. В джинсах или в юбке. Такое обычное прошлое, только слегка постаревшее. И поймешь, что ты любил только его. Только это прошлое.
Всех других своих «прежних» ты ценил, уважал, хотел, но любил только «это».
У Довлатова (который родился 3 сентября 1941 года, как же много воды утекло, сегодня бы ему уже стукнуло восемьдесят один – бывают люди, которых нельзя представить старыми: Довлатов из их числа) есть повесть, где герой-эмигрант встречается в Лос-Анджелесе на диссидентском симпозиуме со своей прошлой любовью. Довлатов, как всегда, автобиографичен: он описывает свою настоящую встречу с реальной былой возлюбленной, тут можно не сомневаться.
Он только прибавит ей в тексте лишнее «т» (как будто, прибавив чужую букву к имени, мы что-то скроем: нет, скорей только внесем комический эффект там, где и не хотели).
«Т» он прибавит, а дрожь не скроет. «Вдруг я заметил, что у меня трясутся руки», – напишет Довлатов в своей повести «Филиал». «Причем не дрожат, а именно трясутся. До звона чайной ложечки в стакане». Дзинь-дзинь.
Землетрясение, рукотрясение, телотрясение – так мы встречаем свою бывшую любовь первый раз после долгой разлуки. Причем, как и положено при землетрясении, первая дрожь пробежит, пока еще дверь не открылась, штора на окне не дрогнула.
Далматов (опять эта ничего не скрывающая маскировка), еще один, уже чувствует: сейчас что-то случится. И все случается. В дверь номера гостиницы входит его первая любовь. Которую он еще в юности ощущал как «погибель».
...Совсем в сторону. Нина Берберова в своей книге «Курсив мой» когда-то написала: «И я знаю теперь, чего не знала тогда: что я не могу жить с одним человеком всю жизнь, что я не могу делать его центром мира навеки, что я не могу принадлежать одному человеку всегда, не калеча себя. Что я не скала, а река, и люди обманываются во мне, думая, что я скала. Или это я сама обманываю людей и притворяюсь, что я скала, когда я река?»
Мы сами этого не знали. И Довлатов не знал. Мы река. Но вот река, еще в молодости познакомившись с другой рекой, Тасей, сидит дома у себя на кровати и чувствует себя несчастной. (Текут волосы реки, рукава реки, штанины, вся ее воля к жизни реки зовет вперед, но река сидит на кровати и думает: я смогу жить в запруде. «Смогу стать озером или прудом. А лучше – скалой»).
Он еще при встрече в Павловске понял, что все роковым образом изменилось. Вот он входит с Тасей в автобус и видит, что там женщина спит у окна. На ее груди висят катушки с розовыми и желтыми билетами. Мы, читатели, даже не сразу понимаем, что это кондуктор: ездили раньше в автобусах такие женщины с билетами. Но главное, что и Довлатов в первый момент не понимает, хотя видел этих кондукторов всю свою советскую жизнь. Этот прием называется «остранение». Когда все привычные предметы и детали видятся, как во мерцающем сне.
«Далматов» тут как Адам. Который первый раз в жизни увидел и зверей в раю, и птиц, а главное – яблоки, яблоки, которые и не яблоки вовсе, а инжир. Мы же помним, что греки, славянские первоучители, неточно перевели для нас с древнееврейского название запретного плода добра и зла: там на самом деле надо читать «инжир». Тоже своего рода антиостранение, перевести непонятный плод на язык среднерусских осин и яблонь.
Но сейчас «Далматову» и «Тасе» не до славянской письменности, не до того, яблоко или нет, им бы только его сорвать. И они срывают. «Это был лучший день моей жизни. Вернее – ночь. В город мы приехали к утру».
В поклонники Аси Пекуровской (прототип, точнее – документальный оригинал героини повести) записывали и Василия Аксенова, и Иосифа Бродского. В 1968 году она разведется с Сергеем Довлатовым, прожив с ним восемь лет, а потом в 1973 эмигрирует в Америку, забрав с собой их дочь.
Довлатов переедет в Америку только в 78-м.
А вот потом они там встретятся.
Андрей Арьев, литературовед, прозаик и эссеист, вспоминал: «Когда я с ним познакомился, я считал, что для Сережи главное в жизни – это девушки. Потом я думал, что выпивка. И лишь потом я начал понимать, что главное для него – это литература. Сам он в последнее время утверждал, что главное для него – это семья».
А что же делать с рекой? Неужели мы действительно не река, а скала?
Говорят, Ася (Тася) разбила автору (герою) жизнь, ибо он не мог без нее, а она могла.
Я не очень верю в разбитые из-за любви жизни. Особенно у мужчины. Ну да, болит, ну да, гложет, но поболит-поболит и перестанет, погложет-погложет и отпустит. Ну не Сатурн же, пожирающий своих детей, любовь для мужчины, как у темного сумасшедшего Гойи.
Довлатов, в конце концов, не кавалер де Грие, как заметил кто-то из его знавших, а Ася не Манон Леско.
– Хотите знать, на кого вы похожи? – сказала ему книжная Тася, девушка с лишней буквой, на первом их свидании. – На разбитую параличом гориллу, которую держат в зоопарке из жалости.
А когда тот смущенно попытался пригладить волосы, прикончила: – Голову не чешут, а моют!
И тем не менее.
Лишняя буква. Лишняя буква нашего-чужого имени. Зачем нам она?
Может, для того чтобы прорепетировать не сужденное? Прожить за короткий срок не отмерянное? Повторить (хоть на полчаса) то, что повторению не подлежит?
Вот только зачем. После встречи с бывшим возлюбленным переменчивая Тася уходит с едва знакомым ей Роальдом Маневичем, автором рукописи «Я и бездна». (Вот как надо называть наши книги, учитесь).
«Я не могу уяснить, что же произошло. Двадцать лет назад мы расстались. Пятнадцать лет не виделись. У меня жена и дети. Все нормально. И вдруг...»
Он не может понять и продолжает себя накручивать: «Таська не меняется. Она все такая же – своенравная, нелепая и безнравственная, как дитя».
И вот тут-то все и «срабатывает». Слово «дитя» выстреливает. И этот словесный инжир уже никакими яблоками не заменить.
Так вот в чем все дело. Вот она, еще одна лишняя буква, лишнее слово, лишняя жизнь, лишнее прошлое.
А сразу за этим же – встык: «Вот оно, мое прошлое: женщина, злоупотребляющая косметикой, нахальная и беспомощная».
И опять это слово «беспомощная», нежное слово, не влезающее в общий ряд.
Все, кого мы любили, будут для нас недобрыми, утомительными, ненужными уже, постаревшими, глупыми, пустыми, неблагодарными, спокойно живущими без нас, но навсегда беспомощными.
В социальных сетях все больше обсуждают фильм “Покидая Неверленд” про Майкла Джексона и его любовь к детям. Меня этот фильм навел на несколько мыслей.
Во-первых, как сильно изменилось общество. Например, реклама пепси-колы, где мужчина (Майкл) улыбается ребенку в своей гримерке, сегодня могла бы показаться странной. Майкл Джексон тусовался с детьми, они выступали на его концертах, летали с ним на самолетах, ездили с ним в путешествия, некоторых он брал за руку на публике. Это не скрывалось потому, что ни у кого не ассоциировалось с сексуальным поведением. По-видимому, это было в пределах нормы. Родители детей были в курсе, и их ничего не смущало. Мы смотрим на эти документальные кадры глазами современного человека, а у нас совсем другие ассоциации. Думаю, что в трансформации нашего восприятия могли сыграть свою роль массовые скандалы о совращении детей, в частности служителями культа (эти скандалы наиболее известны). И теперь взрослый мужчина плюс ребенок наедине – что-то вроде плохой приметы.
Во-вторых, я удивился тому, как легко мы доверяем свидетельским показаниям. Я сторонник презумпции невиновности и считаю, что преступления нужно доказывать в суде. Но даже в странах с хорошей судебной системой суды нередко ошибаются из-за ложных свидетельских показаний, чему есть немало примеров. Для этого не обязательно, чтобы свидетель врал ради какой-то личной выгоды. Он может искренне ошибаться. Что уж говорить, когда и суд признает человека невиновным. И все, что есть против него – показания свидетелей. И все равно люди уверены без тени сомнений, что человек совершил преступление, и весть об этом нужно распространить как можно дальше. Таких примеров становится все больше: обвинений, не основанных ни на чем, кроме слов. Причем иногда у обвиняющей стороны есть конфликт интересов, материальная заинтересованность, но даже если бы ее не было – это все не очень надежно.
О том, как легко люди ошибаются относительно собственного прошлого, о ненадежности нашей памяти я подробно писал в "Защите от темных искусств". Ниже я приведу сокращенный фрагмент из книги.
=====
Специалист по изучению памяти Элизабет Лофтус в лекции на площадке TED Talks рассказала случай из своей практики [1]. Мужчину по имени Стив Тайтус задержали полицейские, когда он возвращался домой после свидания с возлюбленной. Его подозревали в том, что ранее тем вечером он изнасиловал девушку, путешествующую автостопом. Фотографию Тайтуса среди фотографий других мужчин показали жертве, и та, указав на Тайтуса, сказала, что он “больше всех похож” на преступника. Когда дело дошло до суда, показания жертвы стали категоричней: “Я абсолютно уверена, что это он”. Тайтуса признали виновным и посадили в тюрьму.
Позже выяснилось, что преступление совершил другой человек. Он признался в этом и еще нескольких десятках изнасилований и был осужден. Тайтус вышел на свободу. Но на этом история не закончилась. Тюрьма ожесточила мужчину. Он потерял работу и все сбережения. От него ушла невеста. Тайтус хотел судиться с полицией, но за несколько дней до суда умер от сердечного приступа, предположительно вызванного стрессом. Ему было всего тридцать пять лет.
Ни для кого не секрет, что в тюрьме нередко оказываются невиновные. В США существует организация Innocence Project (“Проект невиновности”), которая занимается установлением невиновности осужденных главным образом с помощью анализа ДНК. По оценкам этой организации, 2–5 % американских заключенных не совершали преступлений, за которые их посадили в тюрьму, а это больше сорока тысяч человек! На сегодняшний день команда проекта добилась законного освобождения более трехсот человек, двадцать из которых приговорили к смертной казни, причем в ста сорока девяти случаях удалось найти настоящих преступников. Примерно три четверти освобожденных попали за решетку из-за ошибочных показаний свидетелей.
Самое тревожное, что на нашу память можно повлиять, причем даже внедрить ложные воспоминания. В очередном эксперименте Элизабет Лофтус добровольцам показывали короткие фильмы про автокатастрофы и просили указать примерную скорость, с которой двигались машины, когда… — и дальше при опросе звучали разные слова, описывающие аварию, например “столкнулись” или “разбились вдребезги”[2]. Логично было ожидать, что оценки будут зависеть только от скорости, с которой на самом деле ехали машины. Но оказалось, что они больше зависели от постановки вопроса. При формулировке “разбились вдребезги” добровольцы говорили, что машины ехали быстрее. Более того, еще и “вспоминали” осколки стекла на месте аварии, хотя их в действительности не было.
Участникам другого эксперимента показывали последовательность слайдов с машиной, стоящей под одним из двух дорожных знаков — “Уступи дорогу” или “Стоп”[3]. Затем они отвечали на вопросы, среди которых был такой: “Пока машина стояла под знаком ‘Уступи дорогу’/‘Стоп’, проезжал ли мимо другой автомобиль?” Описание содержало либо правильную информацию (знак в вопросе совпадал с виденным на слайдах), либо ложную. Наконец, через некоторое время проводился тест на узнавание: участникам эксперимента показывали два слайда, на одном из которых машина стояла под тем же знаком, что и раньше, во время первого просмотра слайдов, а на втором — под другим знаком. Нужно было понять, какой из слайдов показывали первоначально. Люди, которых вопросом сбивали с толку, реже правильно помнили увиденный исходно знак.
Родственники четырнадцатилетнего Криса вступили в сговор с авторами еще одного эксперимента[4]. Мать Криса и его старший брат рассказали исследователям о четырех событиях. Три из них на самом деле произошли в жизни подростка, а одно оказалось вымышленным. Мать и брат придумали, что в пять лет Крис якобы потерялся в торговом центре, безутешно плакал, а спас его и вернул семье пожилой мужчина. На протяжении пяти дней подросток должен был записывать все, что вспомнит про эти четыре события. Его попросили указать как можно больше деталей, но ничего не выдумывать.
С каждым днем Крис все подробнее рассказывал о том, как потерялся: он описал, как боялся больше не увидеть семью, как мать отчитала его и что спасший его мужчина был “клевым”. Через пару недель подростка попросили оценить по одиннадцатибалльной шкале, насколько отчетливо он помнит каждое из четырех событий. Настоящие события Крис оценил на один, десять и пять баллов, а ложное — на восемь. Когда его попросили рассказать, как он потерялся, Крис с яркими подробностями описал, что произошло это в магазине игрушек и что его спаситель был пожилого возраста, лысоват, одет в синюю фланелевую рубашку и носил очки. Когда подростку сказали, что одно из воспоминаний фальшивое, и попросили угадать какое именно, он назвал одно из реальных событий. Когда же он узнал, что не терялся в торговом центре, то не мог в это поверить.
Затем подобный эксперимент повторили на группе из двадцати четырех взрослых, чьи родственники делились с учеными тремя настоящими воспоминаниями и одним ложным[4]. Испытуемым удалось вспомнить в среднем 68 % истинных событий. Шесть участников эксперимента (25 %) уверенно “припомнили” вымышленные происшествия. Хотя настоящие воспоминания в среднем казались добровольцам более правдоподобными, чем выдуманные, пять человек ошиблись, когда их попросили выбрать не происходившее с ними событие.
В более поздних исследованиях примерно у четверти испытуемых удалось сформировать ложную память с подробностями о том, как их в детстве сильно покусало животное[5]. Кроме того, оказалось, что можно внушить даже воспоминания о достаточно маловероятных событиях, например, будто человек разлил содержимое чаши для пунша на свадьбе или эвакуировался из продуктового магазина, когда по ошибке сработала система пожаротушения[6]. В этих случаях, правда, никто не принял вымышленное событие за настоящее с первого раза, но во время второй беседы с экспериментаторами кое-что припомнили уже девять испытуемых из пятидесяти одного, а к третьему интервью — тринадцать (все те же примерные 25 %).
Мне нравится, как в серии “Рыбные палочки” мультсериала “Южный Парк” проиллюстрирован эффект усиления искажений памяти со временем. Персонаж Джимми сочинил шутку при своем приятеле Эрике. Пока Джимми ее записывал, его мама убила подкрадывающегося ядовитого паука. Шутка стала очень известной. Эрик сначала убедил себя в том, что они с Джимми придумали ее вместе, а позднее — что он единственный автор. Эпизод с пауком тоже постепенно обретает новую окраску: сначала Эрик воображает, будто спас Джимми от укуса, затем паук превращается в дракона, а потом и вовсе в армию еврейских роботов-захватчиков. Эрик убежден, что он герой, а вокруг него просто завистники, обманом пытающиеся лишить его славы.
Снова и снова возвращаться к вымышленному событию — не единственный способ закрепить ложную память о нем. Еще помогает сочетание ложных утверждений с документальными свидетельствами[7]. Некоторые психологи показывают своим клиентам старые фотографии, скажем, школьных лет или из семейного альбома, чтобы извлечь подавленные травмирующие воспоминания из детства. Элизабет Лофтус и ряд других исследователей памяти предупреждают, что зачастую с помощью этого метода не восстанавливается реальное воспоминание, а, напротив, внедряется ложное[8].
Одна из самых забавных работ по теме ложной памяти, которую мне удалось найти, называется “Плуто плохо себя ведет: ложные убеждения и их последствия”[9]. Участникам эксперимента в возрасте от восемнадцати до тридцати лет предложили пройти опрос, в ходе которого они делились информацией о себе и о том, как посещали Диснейленд. В частности, их просили оценить степень своей уверенности в том, что в парке развлечений с ними происходили те или иные события. Один вопрос звучал так: “Не лизнул ли вас в ухо диснеевский пес Плуто?”
Через неделю часть испытуемых, якобы на основании результатов опроса, получила некоторое описание распространенных детских страхов и цитату из газетной статьи, в которой было написано, что человек, в 1980–1990-х годах одевавшийся в костюм Плуто в Диснейленде, злоупотреблял галлюциногенами и “имел привычку неподобающим образом лизать в ухо многих молодых посетителей своим длинным тряпичным языком”. В итоге 30 % испытуемых, изначально утверждавших, что Плуто не лизал их в ухо, предположили или “вспомнили”, что пес, возможно, все же лизнул их (хотя в среднем степень уверенности была небольшой).
Однако меня больше занимает другой вопрос — реально ли создать ложное воспоминание о чем-нибудь паранормальном? На эту тему опубликована работа в Journal of Experimental Psychology[10]. Авторы набрали добровольцев, которые раньше никогда не сталкивались с одержимыми дьяволом и считали, что такая встреча в принципе маловероятна (если вообще возможна). Им дали прочитать специально написанные статьи о том, что вселение дьявола в людей довольно распространено, а взрослые, чьи тела стали прибежищем нечистой силы, нередко не скрывают своей бесовской натуры перед маленькими детьми, полагая, что те не запомнят странного поведения. В статьях также приводились интервью со взрослыми, которые вспоминали, что в детстве видели одержимых. Спустя неделю участникам предложили пройти психологический тест, в котором требовалось описать свои страхи. Независимо от ответов, якобы на основании результатов теста, им сообщали, что они, вероятно, сталкивались в детстве с одержимыми людьми. Еще через неделю 18 % испытуемых, ранее скептично относившихся к подобному феномену, отвечая на вопрос, наблюдали ли они одержимых лично, оценили вероятность этого события на пять и более баллов по восьмибалльной шкале (1 — точно не наблюдали, 8 — точно наблюдали).
Результаты еще одного эксперимента демонстрируют, что создать ложную память у детей легче, чем у взрослых[11]. Около 70 % девочек и мальчиков семи-восьми лет приобрели ложные воспоминания о том, что в четыре года их будто бы похищали инопланетяне. А ведь им всего лишь показали фальшивую газетную статью о прилете НЛО и сказали, что похищение видела их мама. Как уже было показано, дети даже начинали припоминать детали вымышленного события.
Психологические исследования взрослых, утверждающих, что их якобы похищали инопланетяне, выявили несколько особенностей таких людей[12].
1. Среди них много тех, кто вдобавок верит в разные “необычные вещи”, например в астрологию, привидения, предсказание будущего, гадание на картах Таро, биоэнергетическую терапию и траволечение как метод альтернативной медицины. 2. Многим из них доводилось испытать сонный паралич, который мы обсуждали в первой главе. Они просыпались и чувствовали, что не могут пошевелиться или парят в воздухе. Нередко именно в этом состоянии они видели космических пришельцев. 3. После эпизодов сонного паралича большинство “похищенных”, чтобы вспомнить детали, обращалось к специалистам, занимающимся восстановлением событий в памяти с помощью гипноза, — прекрасные условия для формирования ложных воспоминаний. 4. В целом они более внушаемы и склонны к фантазиям. 5. Ранее они читали или смотрели фильмы о похищениях людей инопланетянами.
В целом, из результатов всей совокупности экспериментальных работ по ложной памяти напрашивается важный вывод. Даже если человек, заслуживающий доверия, уверенно, эмоционально, припоминая множество ярких деталей, утверждает, что произошло некоторое событие, — абсолютно не факт, что это событие на самом деле имело место. “Память — это своего рода страничка в Wikipedia. Вы можете изменить ее. Но это могут сделать и другие люди”, — резюмировала в своей лекции на площадке TED Talks Элизабет Лофтус.
1. Loftus E: How reliable is your memory? TED. 2013. 2. Loftus E: Reconstruction of automobile destruction – Example of interaction between language and memory. Journal of Verbal Learning and Verbal Behavior 1974, 13(5):585-589. 3. Loftus E, Miller D, Burns H: Semantic integration of verbal information into a visual memory. Journal of experimental psychology Human learning and memory 1978, 4(1):19-31. 4. Loftus EF, Pickrell JE: The Formation of False Memories. Psychiatric Annals 1995, 25:720-725. 5. Porter S, Yuille JC, Lehman DR: The nature of real, implanted, and fabricated memories for emotional childhood events: implications for the recovered memory debate. Law Hum Behav 1999, 23(5):517-537. 6. Hyman IE, Husband TH, Billings FJ: False memories of childhood experiences. Applied Cognitive Psychology 1999, 9(3):181-197. 7. Lindsay DS, Hagen L, Read JD, Wade KA, Garry M: True photographs and false memories. Psychol Sci 2004, 15(3):149-154. 8. Loftus EF: The reality of repressed memories. Am Psychol 1993, 48(5):518-537. 9. Berkowitz SR, Laney C, Morris EK, Garry M, Loftus EF: Pluto behaving badly: false beliefs and their consequences. Am J Psychol 2008, 121(4):643-660. 10. Mazzoni G, Loftus E, Kirsch I: Changing Beliefs About Implausible Autobiographical Events. Journal of experimental psychology Human learning and memory 2001, 7(1):51-59. 11. Otgaar H, Candel I, Merckelbach H, Wade K: Abducted by a UFO: Prevalence Information Affects Young Children’s False Memories for an Implausible Event. Appl Cognit Psychol 2009, 23(115-125). 12. McNally R: Explaining "Memories" of Space Alien Abduction and Past Lives: An Experimental Psychopathology Approach. Journal of Experimental Psychopathology 2012, 3(1):2-16.
В ноябре в издательстве «Новое литературное обозрение» выходит книга историка Наталии Лебиной «Пассажиры колбасного поезда. Этюды к картине быта российского города: 1917–1991». Arzamas публикует отрывки из главы «Интим»
Несмотря на курьезы снабжения медицинскими товарами в СССР даже в эпоху застоя, официальная риторика в отношении эротики начала меняться уже в конце 1950-х годов, и это зафиксировало оттепельное искусство. В кино смелее презентовали вопросы интимной жизни, в частности внебрачные связи героев. Особенно ярко это проявилось в знаковом фильме Михаила Ромма «Девять дней одного года» (1961). Картина рассказывала о молодых ученых-физиках, в то время самой прогрессивной части советского общества, и добрачные сексуальные контакты героев выступали как норма частной жизни интеллигенции. Конечно, одновременно с подобными фильмами в советской кинематографии 1960-х были и произведения, как прежде, проповедовавшие патриархальный миф о девичьей чести как главном достоинстве женщины. Пример — вышедшая почти одновременно с роммовскими «Девятью днями одного года» кинокомедия режиссера Юрия Чулюкина «Девчата» (1961).
На излете демократических реформ 1960-х годов в советском кинематографе стали появляться фильмы, героини которых испытывали муки выбора сексуальной стратегии. Это «Журналист» (1967) Сергея Герасимова по его же сценарию и «Еще раз про любовь» (1968) Георгия Натансона по пьесе Эдварда Радзинского, написанной в 1964 году. В обоих случаях «неузаконенная» любовь подвергалась публичному осуждению со стороны некой части общественности, будь то комсомольское собрание или семья. Но авторская симпатия была явно на стороне девушек. Любопытно, что границы и формы мужского сексуального поведения оставались вне обсуждения.
О «грехопадении» до вступления в брак спокойно писали и литераторы второй половины 1950–60-х годов. Такое поведение казалось естественным Саше Зеленину, главному герою первой повести Василия Аксенова «Коллеги». Допускал внебрачные отношения своих героев и своеобразный антипод Аксенова, сугубо «советский писатель» Всеволод Кочетов, которого большинство культурных людей не без основания считали мракобесным моралистом. В его романе «Братья Ершовы» (1957) без записи в ЗАГСе живут вместе двое искалеченных войной людей — сталевар Дмитрий Ершов и рыбачка Леля Величкина. Вне брака развивались отношения у физика Сергея Крылова, безупречно положительного героя произведения Даниила Гранина «Иду на грозу» (1962).
В начале 1960-х уже позволяла себе подшучивать над ханжескими взглядами на отношения мужчин и женщин советская сатира. Особенно доставалось учителям, в среде которых традиционно много консерваторов. В журнале «Крокодил» в 1962 году, например, была размещена изошутка Льва Самойлова. На первом рисунке изображалось заседание педсовета. Директор сообщал коллегам: «Завтра десятиклассники идут в театр. Примем меры предосторожности!» На втором рисунке учителя в афишах спешно меняли слово «любовь» на слово «дружба», «уважение»: «Коварство и любовь» — на «Коварство и уважение», «Любовь Яровая» — на «Друг Яровая», «Любовь к трем апельсинам» — на «Уважение к трем апельсинам», «Любовь с первого взгляда» — на «Дружба с первого взгляда». Законодательные инициативы власти, западный и отечественный кинематограф, советская и зарубежная художественная литература повлияли на интимное поведение людей 1960-х годов, что выразилось, в частности, в стремлении открыто обсуждать «запретные» темы, как это было в 1920-х годах. На рубеже 1950–60-х годов молодежная редакция Ленинградского радио провела серию передач под общим названием «Береги честь смолоду». Слушатели стали активно делиться своими представлениями о степени свободы в интимной сфере, о чем свидетельствуют письма в редакцию.
Желание вербализировать вопросы сексуальности и получать информацию, которая могла бы помочь выработать линию интимного поведения, зафиксировали социологические опросы начала 1960-х. Социологи столкнулись с критикой замалчивания проблем приватности. В контексте демократизации общественного уклада горожане стремились приобщиться к цивилизованным каналам знаний об интимной жизни. Опросы начала 1960-х годов подтверждают это. Активно обсуждалась необходимость издания научно-популярной литературы по физиологии и гигиене интимной жизни, ведь книг по сексологии не было. Неудивительно, что информацию о взаимоотношениях полов культурная часть молодежи предпочитала черпать из художественной литературы. В 1950–60-х годах стали доступны произведения античных и средневековых классиков, годившиеся в качестве руководства по проблемам куртуазности. Исходя из личного опыта, могу вполне подтвердить точность строк Пушкина: «Читал охотно Апулея, / А Цицерона не читал». Но в 1960–70-х в СССР появилась и специальная литература по проблемам интимной жизни. Настоящей сенсацией стали переводы трудов немецкого медика Рудольфа Нойберта. В 1960 году в СССР вышла его работа «Вопросы пола (Книга для молодежи)», а с 1967 года систематически переиздавалась «Новая книга о супружестве».
Опросы, возобновившиеся в СССР в годы оттепели, зафиксировали, что представления о сексуальной морали становились свободнее: в конце 1960-х годов добрачные половые контакты одобряли не только 62 % молодых мужчин, но и 55 % молодых женщин. До совершеннолетия сексуальная жизнь начиналась у 14,5 % девушек и у 52,5 % юношей. Представители нового поколения горожан высоко оценивали значимость физической близости как фактора крепкой семьи или устойчивых отношений мужчины и женщины. Однако серьезным сдерживающим фактором здесь становились жилищные условия. В условиях коммуналок и бараков представления о границах общего и частного были размытыми. Личный, сокровенный мир в 1930–50-х годах невольно становился достоянием окружающих. Иосиф Бродский отмечал: «У нас не было своих комнат, чтобы заманивать туда девушку, и у девушек не было комнат. Романы наши были по преимуществу романы пешеходные и романы бесед». Сексолог Игорь Кон, живший в молодости в коммуналке, вспоминал: «Когда… я писал, что самым страшным фактором советской сексуальности было отсутствие места, я знал это не понаслышке». Неудивительно, что параллельно с государственной программой по предоставлению гражданам отдельных квартир — хрущевок — на бытовом уровне формировалось стремление к обособлению, к сокрытию личной жизни. Тогда и распространилось в языковом поле понятие «интим». Его использование для обозначения ситуаций повседневности — явное свидетельство изменения представлений советских людей о соотношении публичного и приватного пространства. Это выражалось не только в появлении новой сексуальной идентичности, но и в стилистике быта. Люди старались создавать обстановку интимности. В отдельных новых квартирах, где существовали маленькие, но изолированные комнаты, этот вопрос решался по совету дизайнеров тех лет с помощью «бокового» света — настенных бра, а также вошедших в моду торшеров. Но тягу к «интиму», обособленному индивидуальному пространству стали настойчиво проявлять и жители пока еще многочисленных коммуналок. Михаил Герман вспоминал, как в 1955 году им с матерью удалось перестроить 20-метровую комнату с помощью не доходившей до потолка перегородки, — тем самым у него появилось подобие кабинета. Его младший современник Бродский сделал то же самое, но с помощью книжных полок и шкафов, «когда и количество книг, и потребность в уединении драматически возросли». В закутке, куда можно было проходить, не беспокоя родителей, часто заводили проигрыватель. По традициям интима 1960-х годов звучала музыка Баха.
Стремление к интимизации пространства во многом было связано с сексуальными практиками. Их внешней стилистике начитанная публика под влиянием западной литературы, в первую очередь романов Эриха Марии Ремарка, стала уделять особое внимание. Андрей Битов отмечал: «Мы (после прочтения „Трех товарищей“. — Н. Л.) стремительно обучались, мы были молоды. Походка наша изменилась, взгляд, мы обнаружили паузы в речи, учились значительно молчать… И вот мы уже все чопорные джентльмены, подносим розу, целуем руку». В целом палитра реальной сексуальности в советском обществе 1960–80-х годов была достаточно разнообразной. Олег Куратов, представитель технической интеллигенции 1960–80-х, удивительно точно назвал раздел своих мемуаров, посвященный интимной жизни советских людей, «Так было, так будет». Частная жизнь была значительно разнообразнее, чем ее модели, конструируемые властью.
К началу 1970-х годов в советском языковом пространстве наряду со словом «интим» уже существовали производные от понятия «секс». Это «секс-бомба» и «секс-фильм», связанные с индустрией западного эротического искусства, а также «сексолог», «сексологический», «сексология», «сексопатолог», «сексопатология». Они отражали уровень развития в СССР научных, и в частности медицинских, знаний об интимной жизни. Вербализация явлений, связанных с половыми отношениями, свидетельствовала о наличии в советской действительности признаков «великой сексуальной революции», развернувшейся в мире на рубеже 1950–60-х годов.
Situated between Iceland and Scotland, the isolated Faroe Islands are in a unique position. For years, their remoteness kept locals out of reach of their Danish rulers.
"We can manage our own destiny" (Credit: Nori Jemil)
The people of the Faroe Islands have been raised in the belief that we can manage our own destiny,” said Magni Arge, Faroe Islands MP in the Danish Parliament.
A long struggle for independence (Credit: Nori Jemil)
A long struggle for independence
The Faroes are an archipelago of 18 verdant, volcanic islands jutting out of the Atlantic Ocean between Scotland, Iceland and Norway. With a Celtic and Viking heritage – and a population of about 50,000 – they’re semi-autonomous but still a Danish dependency, having been ruled by both Denmark and Norway for centuries.
The Faroese have had a long struggle for self-rule, which had a turning point during World War II. Denmark was occupied by the Nazis, and it was Britain that provided protection from German invasion due to the islands’ proximity to the Shetland Islands and UK mainland. With no contact with Denmark for five years during the war, the islanders began to forge their own path.
Over the last few decades, many Faroese have been building towards a new wave of independence, including the struggle to not only hold on to their native tongue, but also to help it flourish.
The fight to keep a language alive (Credit: Nori Jemil)
The fight to keep a language alive
The Faroese people have been fighting to keep their language alive ever since it was suppressed by the Danish, when the islands became part of the Dano-Norwegian Kingdom in 1380. With the Reformation, that stronghold was reinforced and Faroese was completely banned in schools. People had no choice but to succumb to the vernacular of the law courts and the Danish parliament.
While Danish dominated official realms for centuries, the wider community continued to speak and sing in Faroese. The written language they use now only formally came into being in 1846, and over the next few decades an upturn in the Faroese economy, caused by sloop fishing and the end of the Danish trade monopoly, further increased national confidence.
With greater links to the outside world in the late 1800s, people began to assert the integrity of their own tongue, and oral Faroese became a school subject in 1912, followed by the written language in 1920. After the establishment of Home Rule in 1948, Faroese was recognised as the official language of government; however, Danish is still taught as a compulsory subject, and all the Faroes’ parliamentary laws still need to be translated into Danish.
The Faroe Islands
A culture shaped by a remote world (Credit: Nori Jemil)
A culture shaped by a remote world
Faroese culture, identity and language have been shaped in part by the windswept islands’ harsh climate and far-flung location. The need to work together to survive has given these islanders a strong sense of community and a dogged refusal to let go of a way of life that has sustained them through unforgiving winters, war and disease.
Farmer and landowner Jóannes Patursson is the 17th generation of his family to live in the village of Kirkjubøur. Part of his home doubles as a museum, which is testimony to the ancient ways of life still practised here, such as fishing and animal husbandry. His great-great-grandfather was the poet and nationalist of the same name, and like his forbears, Patursson continues to strive for a society that puts locals in charge of their own future.
Language is as important to him as it was to his poet ancestor, and he can tell you the traditional name of every fishing and hunting tool on display in the museum. His house backs onto St Olav’s church, and he serves as a warden here for the monthly Sunday service, ringing the bell and greeting parishioners in his national dress.
A community brought together (Credit: Nori Jemil)
A community brought together
Kirkjubøur is one of the Faroe Islands’ most important settlements. Not far from the capital Tórshavn, it is the most southerly village on the largest Faroe island, Streymoy. During medieval times, it was the centre of religious and cultural life.
Two pieces of architecture, which dominate the clutch of small wooden houses dotting the landscape, testify to this past. The imposing ruins of the 14th-Century Magnus Cathedral sit alongside the smaller, white-walled St Olav’s church (pictured), or Ólavskirkja, which dates back to the early 12th Century and still serves the local community.
Inside, most people can point to where they used to sit with their parents as children, and outside to the plots where their parents have now been laid to rest. Many also remember when they had to battle to have any religious services in their own language – it was only in 1961 that the first Bible was published in Faroese.
The man known as 'Dictionary’ (Credit: Nori Jemil)
The man known as 'Dictionary’
Academic Jóhan Hendrik Winther Poulsen’s identity is firmly rooted in Kirkjubøur soil. From St Olav’s he can see across the water to Skopun, the small village he grew up in. And it was to Kirkjubøur that he gravitated, marrying his sweetheart Birna, and becoming a stalwart of the community and raising four children.
He may have started life in a small village, but Poulsen’s name will be writ large in the annals of Faroese history. Now retired from his life of academia, he is best known as the man who produced the first-ever Faroese-to-Faroese dictionary, gaining him the nickname Orðabókin (Dictionary), and his children the monikers sonur Orðabókina (son of Dictionary) or dóttir Orðabókina (daughter of Dictionary).
In the late 1960s, academic and poet Christian Matras asked Poulsen to return from the US, where he was teaching Scandinavian languages. Matras had written a Faroese-to-Danish dictionary in 1961, and wanted Poulsen to create one that only used Faroese meanings for Faroese words. Such a dictionary was the vital next step for the Faroese to retain their own tongue. And so, for 30 years, until the dictionary’s publication in 1998, Poulsen worked with a team of linguists at the University of Tórshavn to complete it.
Academic Jóhan Hendrik Winther Poulsen created a dictionary (Credit: Nori Jemil)
You see, we Faroese are a bit puristic, so we like to have our own words,” Poulsen said.
Old words for new things (Credit: Nori Jemil)
Old words for new things
But to compile the dictionary, Poulsen needed new Faroese words to describe things – such as modern technology – that were not in existence when Danish became the islands’ official language.
He came up with new words by using connections to an older, pastoral way of life – like skiggi for computer screen, for example, an old Faroese word that describes the sheep’s gut once used to keep rain out of chimney holes; and flöga for CD, which derives from the practice of flattening harvested hay bales.
During his work on the dictionary, Poulsen presented a radio show that discussed issues surrounding the Faroese language. When he asked listeners to send in any Faroese words that had fallen out of common usage, he was astounded at the enthusiastic response. To this day, people stop him in the street with a new word, and he’s sometimes credited with words that came into existence long after his retirement – like geymi for a USB drive.
A life of song and dance (Credit: Nori Jemil)
A life of song and dance
Before there was a dictionary, however, the Faroese had other ways to keep their language and culture alive. While their own tongue wasn't spoken in court, churches or schools, the islanders continued to converse amongst themselves in Faroese. Like the Icelanders, they have a strong oral tradition, and a legacy of ballads and epic tales that are a source of national pride.
Originally coming from France and other parts of Europe in the 13th Century, the ring or chain dances survive to this day. They enabled islanders to get together, link hands as a community and tell tales of their beginnings – and of a life before language was written down, of harsh weather and gathering inside in the warmth with a fire and food.
And while some of the ballads, or kvæði, are in Danish as well as Faroese, the islanders have imbued them with so much of their own dialect and intonation that a Dane would be hard-pressed to recognise some of their own words.
The lifeblood of a village (Credit: Nori Jemil)
The lifeblood of a village
A short ferry ride from Tórshavn on Streymoy is the smaller, greener landmass of Sandoy. On the island’s south-eastern side is Dalur, a community at the heart of the kvæði. Here, ballads are seen as the lifeblood of the village, having been sung and danced here for hundreds of years.
The community hall even has a sprung floor for dancing, so that when gatherings culminate in a chain dance they can literally feel the power of the group moving together as the floor resonates with each rhythmic step.
Fashionable people (Credit: Nori Jemil)
Fashionable people
On special occasions, like formal chain dances, national dress is always favoured. The clothing is a strong part of Faroese culture, and many people wear theirs for family photos, special church services and at the end of July for National Day.
Despite the islands being made up of a number of remote settlements, the people here are surprisingly outward-looking and quite stylishly elegant, combining winter knits with traditionally embroidered waistcoats and jackets for an eclectic and colourful look. (Knitwear designers Gudrun & Gudrun, who created the pullover for The Killing’s character Sarah Lund, are based in Tórshavn.)
A land that sustains (Credit: Nori Jemil)
A land that sustains
Given the difficult climate, keeping themselves alive, let alone their traditions and language, might have seemed impossible. But the Faroese people have found ways to prosper here, using the thin layer of top soil to grow their prized potatoes, angelica and rhubarb, and making good use of the abundant seas and wildlife.
Over the centuries, inhabitants have learned to live sustainably, taking only what they need from nature’s cupboard. Food is cooked fresh, and very little, if anything, is thrown away. Sheep roam freely over the green hills and graze on every blade of grass, and they’re sometimes lowered down to cliffside pastures via a rope to ensure that every patch of land is used effectively.
A nod to the sea (Credit: Nori Jemil)
A nod to the sea
Just like their ancestors, who dried, fermented and preserved food, most islanders still have a drying shed in which to store things for leaner periods. Even those in modern housing in Tórshavn usually have a larder in which they'll keep a shoulder of lamb, preserved in brine in a heavy ceramic pot.
The Faroe Islands have become known for their culinary expertise too. It may seem rustic from the outside, with its turf roofs and typical wooden structure, but the restaurant Koks (pictured) serves up Instagram-ready, Michelin-starred dishes using traditional ingredients like crustaceans, dried fish and rhubarb. There are also a number of restaurants by the water’s edge, like Barbara Fish House and the newly opened Skeiva Pakkhús that specialise in fish and seafood in a more family-orientated environment.
An independent way to fish (Credit: Nori Jemil)
An independent way to fish
The Faroese are renowned for their courage at sea, and account for a significant number of officers in the Danish Navy, according to Magni Arge, Faroe Islands MP in the Danish Parliament. Many locals make their living from fishing in the treacherous North Atlantic waters; in fact, the Faroese economy is dependent on fishing and fisheries, with the surrounding ocean offering excellent conditions for salmon farming as well as a new seaweed industry.
Locals are proud of being able to determine their own quotas – one of the reasons they have never been part of the EU, despite Denmark signing up in the 1970s.
A new constitution on the horizon? (Credit: Nori Jemil)
A new constitution on the horizon?
The Faroese have a long history of discussion, democracy and government, and Tinganes (pictured) in the capital Tórshavn is claimed by the Faroese to be one of the oldest parliamentary meeting places in the world. The current building inhabits the site of the first Viking parliament that met here sometime after 900AD.
The current drive to write their own constitution is the next stage in the movement towards what many Faroese hope will be self-governance, though it’s a controversial issue for some, given how much financial support is received from Denmark.
Nevertheless, the Faroese are keeping a close eye on how Catalonia’s bid for independence progresses, as well as Britain after Brexit. Separatists feel that independence is long overdue, though for many, the spike in taxes if they were to lose Danish support is more than enough reason to keep some of the ties that bind them. Whatever does happen in the future though, the fight to keep Faroese as a living, breathing language will endure.
“Everything had its name tied into the old Faroese language" (Credit: Nori Jemil)
Everything had its name tied into the old Faroese language, and if they lost that they would probably lose the ability to live here also,” Patursson said.
Я не выношу людей, большие магазины и делать добро. Поэтому решил сегодня зайти не в большой супермаркет, а в маленький. На краю, так сказать, Вселенной. Зашел. Взял того, другого, еще немного того, пошел к кассе. Там тетка-покупательница стоит. Одна.
Вывалила свою кучу товара пред кассиршей, радуется. За мной восточные рабочие пристроились. Шумною толпой. Я вообще людей не люблю, а тут еще и дружба народов.
Тетка, что передо мной, однако не торопится. Все, что ей пробили, в сумочку, не расплатившись, кладет. Аккуратно так утрамбовывает. Не дай бог помидорка с колбасой поженятся. И вдруг тетка говорит:
— Ой, забыла шпротики. Не принесете?
Кассирша побежала.
Очередь стоит. Приносит.
— Ой, мне не те шпротики, — говорит тетка. — Это большие шпротики, а мне на бутербродики.
Очередь стоит.
— Наташа! – кричит кассирша, не поднимаясь с места. – У нас есть шпротики поменьше?
— Это кончится когда-нибудь? – говорю.
И тут выясняется, что у тетки безналичный расчет, а кассирша первый раз видит карточку Сбербанка. (А что? Бывает.)
— Карточка не проходит, — говорит кассирша.
— Вы не той стороной суете, — изнемогая от ненависти, говорю я.
Пришлось учить. Вышел, бледный, весь в волдырях. Всех научил. Опять помог людям. А зря.
Есть такой термин «токсичные люди». Им теперь все кому не лень бросаются. А раньше никто про них не знал. И как следствие — не умирал.
… Недавно по фейсбуку триумфально прошла в перепостах запись-перечисление — от чего умирали люди в дореволюционной России. Записал эти причины безымянной теперь священник по своим надобностям (видимо, для отпевания). Вот они.
Обыкновенная дряхлость. От поротья. Девица 39 лет: от престарелости. От цыганского иссушения. От пухлятины. Убит закубанскими хищниками. От подвала. Засыпало землей. От естественного изнурения сил. От грешной болезни. Натуральной смертью. Застрелен через окно. От природной обветшалости.
И нигде не написано, что когда-то умирали или мучились люди от токсичности. Но сейчас времена изменились. То ли мы стали нежней, то ли зло людей ядовитее.
Я, конечно, понимаю разницу между обывательским термином «токсичные отношения» и реальными случаями, когда человека затравили и он просто не захотел больше жить. Разорительный бракоразводный процесс, отказ общаться со стороны детей, постоянное внимание желтой прессы, проблемы с карьерой. Невозможно было читать в сети, как известная светская обозревательница и журналистка, потерявшая недавно мужа, знаменитого политолога, пишет каждый час три-четыре абзаца, корит себя, что не поехала вовремя к нему, пытается объяснить (и тебе прекрасно понятно, что не кому-то, а себе — такое вот публичное одиночество), что она все делала так, правильно, что просто не удержала; вешает статус на красном фоне «пожалуйста, не звоните мне».
Больно и страшно за нее: хочется прийти к ней хоть в комментарии (не в личные же сообщения) и как-то утешить — но как тут утешишь. Ничто не утешит. И никто.
А токсичные люди сразу слетаются на огонек боли туда. И вешают смайлики «смешно», «ха-ха-ха» под чужими словами поддержки. Им весело. Они упиваются.
Написать в комментариях гадость, злорадный выкрик не могут (их же забанят), а не «подлайкнуть» с обратным знаком тоже терпения не хватает. Их распирает — токсичность же требует выхода. Если не дать ей вылиться, хоть капелькой — она же их самих изнутри и отравит. Я таких смердяковых много в сети наблюдал.
Или вот про уже упомянутые личные сообщения. Вы вообще знаете, сколько туда пишут мерзостей публичным людям? У каждого хоть мало-мальски известного человека, уверен, есть два-три психа, которые время от времени присылают туда какой-то извивающийся бред. Но мы привыкли. Это белый шум, привычные шепоты тьмы.
Впрочем, есть и нестрашные токсичные люди. Многие твои друзья и даже когда-то бывшие любимые люди тоже токсичны. Просто раньше мы не знали, что они так называются.
Да что там бывшие любимые и друзья. Пока идешь по городу — обязательно остановит на быстром ходу два-три человека. «Вынь, вынь наушник! — показывает жестами какой-то дядька, дергая за рукав. — Покажи мне, куда идти!» Почему он не останавливает никого из сотни других, так же идущих мимо, без наушников, почему он смеет хватать тебя за рукав, почему он вообще думает, что к тебе можно прикоснуться, — загадка, которую не стоит разгадывать. Ему просто надо. Вынь да положь. Как и той тетке нужны ее шпротики для бутерброда. А очередь пусть умрет.
У отличного современного поэта Виталия Пуханова есть про это ироничное стихотворение. (Впрочем, с поэзией никогда до конца не понять: то ли она иронична, то ли хтонична.)
Ты помнишь, Алёша, как все мечтали о токсичных отношениях?
Платили немалые деньги, чтобы посмотреть «Последнее танго в Париже».
Ведь мы не подозревали, что люди могут делать подобное друг с другом!
Мы умели лишь гулять под луной, держа другого за руку, строго рассчитавшись по полам:
Мальчик — девочка, мальчик — девочка.
Ещё мы целовались и что-то непонятное нам самим
Творили в темноте на скрипучей кровати, стараясь не шуметь.
Но мы были несчастны, оказывается, Алёша, мы были несчастны!
Недостаточно токсичны, пресны, примитивны.
Мы долгие годы мучительно учились быть токсичными, преодолевая тошноту,
И стали почти совершенными, мы фосфорицировали во тьме, были почти светом зла.
Но вдруг нам сказали: вы токсичны!
Убирайтесь вон, умрите сейчас, но не здесь!
Сказали голосами завуча средней школы номер 152,
Голосом участкового, голосом дружинника, голосом освобождённого комсомольского секретаря.
Да, — согласились мы, — уйдём, но сначала верните деньги за билеты на «Последнее танго в Париже»,
Мы знаем свои права.
Да. Мы знаем свои права. Как и то, что даже на краю Вселенной нас догонит какой-нибудь токсичный мужик и дернет за рукав.
Юмористическая история России помнит огромное количество имён – от Аркадия Райкина до участников «Comedy Club». Одним из таких стал уроженец Приморья Максим Забелин – юморист, писатель, музыкант, основатель группы LITE.RU, композитор, продюсер, а также друг мэтра отечественной сатиры Михаила Задорнова. В прямом эфире радио VBC Максим рассказал о работе на радио, дружбе с Михаилом Задорновым и о том, как попал в индустрию кино. РИА VladNews предоставляет расшифровку интервью.
– Максим, как и когда появилось решение переехать в Москву?
– Есть две версии. Согласно первой, я понял, что необходимо развиваться дальше. Тогда я думал, что есть только одно место, где это можно сделать – Москва. Переехав туда, я кое-чего добился, и можно сказать, что это было справедливое решение. Вторая версия – конспирологическая (улыбается). Радиоканал «Пеликан», где я когда-то работал, постоянно возвращается ко мне. В начале 90-х годов, напомню, были популярны такие платные опции, как предоставление эфира различным организациям, в том числе христианского толка. И в течение часа, за который они платили, рассказывали о том, как важно идти именно к ним, приносить пожертвования и так далее. Мы в рамках «Шоу Макса и Грэнди» абсолютно бескорыстно вдруг решили сделать что-то подобное изобрели программу «Светофор». При этом мы представлялись как эстонские ведущие и в эфире говорили (пародирует эстонский акцент) «Здравствуйте, дорогие друзья, вы слушаете радиопрограмму «Светофор»! Мы вещаем для вас по повелению эстонского правительства!» Мы говорили о том, что эстонское правительство выкупило этот час и это будет час эстонской пропаганды в России. В течение часа мы позволяли себе такое, что нам приходили угрозы! Звонили люди, которые говорили: «Я тебя, эстонец, найду, и тебе конец!» Но однажды прекрасным летним вечером, выходя из студии (это было около 11 вечера), мы наткнулись на совершенно бледного охранника, это было в «Доме радио» на улице Уборевича. Охранник подошёл к нам и говорит: «Ребята, там приехала «братва», хотят с эстонцами разобраться».
– Получается, слушатель был найден?
– Да, аудитория всё-таки приехала к нам сама (смеётся)! Эти ребята, подвыпившие, приехали на дорогих автомобилях, и они действительно хотели разобраться с эстонцами. Охранник понимал, что не сдержит их. И мы с моим напарником лезли по горам в сторону телевышки, уходили, так сказать, огородами. Так что конспирологическая теория состоит в том, что после этого случая было решено «валить» куда-то поближе к Эстонии (смеётся). Эта история, кстати, легла в основу моей первой книги «Штурм России». В ней как раз рассказывается о том, что два эстонских проповедника проделывают долгий путь из Эстонии во Владивосток, встречая по пути различные приключения.
– Значит, в те «благословенные» годы можно было делать подобный контент?
– Вообще, да, и это удивляет. Я сам долгое время проработал на радио, даже был руководителем одного крупного СМИ, и понимаю, что сейчас, будучи сорокалетним человеком, я никогда бы не допустил в эфире тех «шалостей», которые мы допускали, когда нам было по двадцать лет. И то время, вероятно, уже безвозвратно ушло, но оставило самые приятные воспоминания. Очень приятно, что люди до сих пор звонят, пишут, вспоминают то, чем мы занимались.
– А может быть, так и надо?
– Думаю, да. Могу сказать, что сейчас я ещё занимаюсь кино, мы снимаем полнометражный фильм, который в скором времени выйдет на киноэкраны, а зимой выйдет на телеканале «НТВ». Называется он «Однажды в Америке, или чисто русская сказка» по сценарию Михаила Задорнова. А попутно я начал изучать киноисторию. Помните знаменитый «Броненосец «Потёмкин»? Лестница Одесского порта, коляска, стремительно несущаяся вниз? Калатозов, Пудовкин, Эйзенштейн, которым было по двадцать лет? Царская Россия прекратила существовать, остатки интеллигенции разбежались, кто куда. Но пришли эти молодые ребята, которые снимали великое кино, и имена которых мы до сих пор вспоминаем. Им было немногим более двадцати, а сейчас они – легенды. И вот, когда произошёл переход от Советского Союза к Российской Федерации, на радио приходили такие же молодые ребята, выпускники или ещё даже студенты вузов. Радиостанции тогда делали именно они, поэтому радио было таким романтичным, чего нельзя сказать сейчас. Просто мы выросли, и «эра хулиганства» прошла. Мне нравится одна фраза у Уинстона Черчилля: «Если человек в восемнадцать лет не мечтает изменить мир, значит, не имеет сердца. Если в двадцать восемь он не мечтает оставить всё, как есть – он не имеет мозгов». Мы все меняемся.
– Правда ли, что, работая на Юмор FM, вы познакомились с Михаилом Задорновым?
– Да. На самом деле на радиостанции Юмор FM я проработал очень долго. Я был одним из создателей станции, бессменным продюсером в течение длительного времени. Многие идеи, которые легли в основу Юмор FM, я почерпнул из своего опыта работы на владивостокском радио, в частности, VBC. Собственно, Юмор FM – это 24-часовая юмористическая комедийная станция, которая сделала возможным то, чего раньше боялись, то есть «крутить» юмор 24 часа. Создание радиостанции в итоге привело к знакомству со многими известными людьми эстрады, в том числе и с Михаилом Задорновым. Знакомы мы с ним были очень близко. И я прекрасно знал, какое сложное отношение было к нему во Владивостоке. И Михаил Николаевич сильно переживал на этот счёт, особенно зная, что я сам из Владивостока. Он даже спрашивал: «Максим, из-за чего это произошло?». Я тогда объяснил ему, что людям свойственно обижаться. Задорнов вообще славился своей прямолинейностью, он не играл в дипломатию. Зачастую люди обижаются на таких. Если вспоминать именно ту историю, то сказал он так, процитирую почти дословно: «Я увидел девушек во Владивостоке, прогуливаясь утром. Они были очень красиво одеты, прекрасно выглядели, прекрасно пахли. Я спросил, мол, девушки, вы на работу? А они мне в ответ: «С работы!» И после этого понеслось. В принципе, это могло быть произнесено в любом городе, в любом контексте и так далее. Но кто-то записал эту его фразу и сказал, что Задорнов назвал владивостокских девушек «женщинами с низкой социальной ответственностью», как говорит наш президент. Михаил Николаевич начал оправдываться, против него возникло целое движение… На мой взгляд, это было, как минимум, странно.
– Книги, которые вы писали, такие же юмористические, как и ваша работа?
– Да. Я уже говорил о книге «Штурм России», про двух эстонцев. Позже я написал еще пару книг. Одна из них уже издана - «Первый человек на Марсе». Мы, кстати говоря, собираемся через некоторое время снимать по ней фильм. А на сегодняшний день я заканчиваю свою четвёртую книгу, которая, как и остальные, будет издана в издательстве «Эксмо». Они очень благосклонно отнеслись к моим «виршам», к моим попыткам причислить себя к писательскому классу. Книги, правда, неплохо продаются, они действительно забавные, я слышал от читателей очень позитивные отзывы.
– Музыка – это тоже профессиональная деятельность или всё-таки для души?
– Скажем так, я хотел заниматься музыкой всегда. Такое желание оформилось у меня лет в 13. Все знают этот момент, когда ты берёшь в руки швабру, начинаешь представлять, что ты крутой музыкант, танцуешь перед зеркалом. Потом проходит какое-то время, ты понимаешь, что пора менять швабру на гитару и начинать что-то делать. А вообще, живя в Арсеньеве, я начал готовить себя к карьере рок-звезды, полагая, что остальное очень временно, и что пройдут буквально считанные месяцы, если не дни, и обо мне узнает весь мир! И вот, в течение последних 25-30 лет я пытаюсь сделать что-то подобное иногда со шваброй (смеётся), иногда с гитарой. Сейчас вся моя музыкальная деятельность сосредоточена в группе LITE.RU, с которой я записал уже два альбома, а третий выйдет в начале 2019 года.
– Помимо работы в юморе, музыке и писательстве вы занимаетесь кино, а именно фильмом по сценарию Михаила Задорнова. Расскажите подробней?
– Михаил Николаевич предложил мне стать продюсером. До этого кино я только смотрел, поэтому отказывался, ссылаясь на то, что я всё-таки радиопродюсер. Задорнов сказал: «Ничего страшного, главное – организовать». Затем он показал мне сценарий, который не вызвал у меня воодушевления. Задорнов это заметил, и в театре на Таганке на протяжении шести вечеров он читал его перед публикой. И это единственный известный мне случай, когда человек так работал со сценарием. Он собирал людей, порядка двухсот человек, читал им сценарий. Куски, над которыми люди не смеялись, полностью выбрасывал, а смешные оставлял, добавляя к ним какие-то репризы и ставя отметки. В 2016 году мы выиграли тендер Министерства культуры. Потом подключился телеканал «НТВ», у нас появился бюджет, и мы начали снимать. Ещё Задорнов должен был сняться в другом фильме, в роли президента США, но тяжёлая болезнь не дала этим планам осуществиться. Мы приостанавливали съёмки, перенесли их. В итоге его дочь сыграла в фильме, сыграл Сергей Дорогов из «6 кадров», Миша Башкатов, Юра Гальцев, Игорь Письменный… Очень много хороших людей, которые пришли, чтобы сделать этот проект не за деньги, а просто для того, чтобы он появился. «Однажды в Америке, или чисто русская сказка» осенью должен появиться в прокате, а зимой выйдет на ТВ.
– Что особенно запомнилось в работе над фильмом?
– Это мой первый фильм. Сильнее всего запоминаешь всегда первое: первую девушку, первую машину, первую швабру, с которой ты прыгаешь туда-сюда (смеётся).
– Ещё фильмы будут?
– Да, конечно! Следующим мы снимем детский фильм. В нём примет активное участие мой товарищ Григорий Гладков, детский композитор. Из-под его руки вышла «Пластилиновая ворона», например. Собственно, он напишет музыку. Для фильма по сценарию Задорнова музыку написал я, там прозвучит несколько моих песен. А в новом фильме, у которого пока что рабочее название «Экзамены», будет музыка Гладкова.
– Нужно ли уезжать в Москву, чтобы стать успешным и реализовать себя?
– И да, и нет. Да, если ты точно знаешь, что добьёшься успеха. Нет, потому что Москва вытянет из тебя все соки и выбросит на помойку.
Chef Poul Andrias Ziska of Koks restaurant honed his craft in the harsh North Atlantic but has now reimagined his signature locavore cooking for a Greenlandic terroir.
Story continues below
F
Fabled for its off-the-beaten track location, gourmet restaurant Koks is now even harder to reach. It has uprooted from the Faroe Islands, and until 2023, moved to a small village in western Greenland that's located more than 200km inside the Arctic Circle.
Here, rugged nature serves up a wild harvest of seafood and game, from prawns and halibut to reindeer and muskox (a horned and shaggy-haired bovine that resembles a bison).
Faroese chef Poul Andrias Ziska honed his craft in the harsh North Atlantic but has now reimagined his signature locavore cooking for a Greenlandic terroir.
Crispy shrimp heads with beady eyes and antennae; delicately smoked salmon sandwiched between bubbly fish-skin crackers; and tender morsels of scarlet-red ptarmigan (a bird found in mountainous northern climes) breast skewered with a white-feathered wing bone are among the dishes awaiting curious diners who seek out a table at the only Michelin-starred restaurant in the Arctic.
Greenland, like the Faroe Islands, is an autonomous Danish territory. Eighty percent of its enormous landmass is covered by a vast ice sheet and glaciers, while its tiny 56,000 population mostly lives along the coast.
"We have been thinking a lot about doing something in Greenland, because I've always found it very fascinating," said Ziska, who had long hoped to host an event or pop-up in the country together with other regional chefs. Meanwhile, a catalogue of problems with the premises back home was a tipping point that motivated him to relocate. "[Greenland is] similar, but then again so very different to where we come from."
Chef Poul Andrias Ziska has reimagined his signature locavore cooking for a Greenlandic terroir (Credit: Adrienne Murray Nielsen)
"Still today, mostly everyone is hunting and fishing. The closeness people have to their environment is a beautiful thing," said the 32-year-old, who focuses on sustainably and locally sourced food. "That resonates very well with the philosophy that we have at our restaurant."
Ziska had only visited Greenland twice before, but it left a lasting impression. "We ate with a family that had hunted all of the food themselves," he recalled. "We had wild-caught trout and roe, and reindeer and muskox. It was amazing!"
"Having that experience I understood that, 'okay, if we have access to these raw materials, it's without a doubt possible to make something of a very high standard in Greenland'."
Inspired by the palette of unique ingredients, he filled up two empty suitcases with local produce and headed home to get to work conjuring up new dishes in his test kitchen.
Getting to Kok's Greenlandic reincarnation is an odyssey in itself. There are no roads. From the closest town, Ilulissat, visitors travel an hour by boat. It's an utterly breath-taking voyage, zigzagging through a maze of towering blue-white icebergs.
The breath-taking voyage to Ilimanaq zigzags through a maze of towering icebergs (Credit: Adrienne Murray Nielsen)
The "thud thud thud" of sea-ice lulls as the village of Ilimanaq comes into view above the craggy coastline. Meaning "place of hope", its cluster of colourful wooden houses are home to only 50 or so people and more than a dozen sled dogs.
On board, tourist Todd Brown told me he travelled to Greenland after reading about Koks in a magazine.
"I come from a food family," the Philadelphia-native told me. "We're going to spend one night here. Have both lunch and dinner at the restaurant, and just experience something new."
Perched on the village's waterfront, Koks occupies a historical black timber building with painted white window frames. A muskox skull greets guests as they enter the intimate candle-lit dining space with just 30 seats. Lending a cosy ambiance, chairs are adorned with sheep skins and diners are offered sealskin slippers.
Even in the late evening, Arctic sunlight glows through the windows.
In Koks's candle-lit dining space, chairs are adorned with sheep skins (Credit: Adrienne Murray Nielsen)
Upstairs, I chatted with chef Ziska, while peering out at the captivating view. Then suddenly, beyond a small iceberg adrift in the bay, a whale surfaced.
WHALE IN GREENLAND
Many countries have banned whaling, however in Greenland, the tradition of whale hunting is considered important to local culture, and therefore annual quotas are set and controlled by the International Whaling Commission(IWC). Globally, the bowhead whale, which chef Ziska uses at Koks, is not classified as endangered or vulnerable. In Western Greenland, where stocks have increased, hunters are permitted to catch two bowhead whales each year.
"Can you see? It's come up for air," he pointed out. "You have whales just literally right outside here playing around."
Right from the very first bite of his 20-course set-menu, Ziska has instilled a strong sense of place. A neat cube of whale skin and blubber, called mattak, is served on a simple ceramic square. For those unacquainted with this Inuit speciality, the elastic, cartilage-like texture and bitter taste can jar. But Koks' reinvention is gum-like and subtly flavoured.
"It's a dish that tells you where you are in the world. I think it's very important to focus on, and not to shy away from where you are, even though it might be controversial to eat whale," he asserted.
"It's important to deliver the message that you're in Greenland now, and this is how it is."
The creative tasting menu is a tapestry of local delicacies and the culmination of six months' work.
"Often we have an idea, we try it out and then a new idea comes. Maybe six, seven times until it's right."
At Koks, chef Poul Andrias Ziska focuses on sustainably, locally sourced food (Credit: Adrienne Murray Nielsen)
"Sometimes it's stories that provoke a little idea for a dish," he said. "Sometimes you just go in with your senses – eating, smelling, touching, tasting."
Each small dish is meticulously crafted into a detailed artwork.
"Sometimes it's stories that provoke a little idea for a dish. Sometimes you just go in with your senses – eating, smelling, touching, tasting."
From the sea, raw prawns in chamomile kombucha have a butter-like texture. Frozen slithers of white halibut, presented in dainty curls, chill your tongue as they slowly dissolve. Next, there's a mouth-watering crudo of scallops, followed by a tasting of delicate snow crab that lingers beneath a creamy mushroom foam. Not for the squeamish, a bite-size tartlet is made with kelp and seal's blood.
From the land, a moist reindeer tartar is wedged, taco-like, between greens. A sumptuous slice of rich and beefy, muskox braised with juniper, and its gamey broth are deliciously satisfying.
Scallops and caviar (Credit: Adrienne Murray Nielsen)
Finally, a series of desserts unexpectedly blur the boundaries of sweet and savoury.
As we toured the newly built kitchen, Ziska showed me some of the preparations. "One of the desserts is a kombu seaweed. We do a caramel crumble on it, which is what we have here."
Next, he motioned towards a young chef busy at a stove top. "Mads is doing some limpet for one of our petit fours."
Served in a shell, the limpet petit four is sweet, toffee-like and not fishy at all
Transformed into a mousse, the kombu is surprisingly smooth and creamy. There's also a small cake made with roasted bladderwrack (a brown bubble-like seaweed) that imbues an unusual depth of flavour. Served in a shell, the limpet petit four is sweet, toffee-like and not fishy at all.
The finale of this epic meal is a fudge made from fermented garlic – its candy-like sweetness proves to be yet another trick of the tastebuds.
Roasted kombu mousse with celeriac (Credit: Adrienne Murray Nielsen)
The restaurant's simple setting stands in stark contrast to the cutting-edge gastronomy, performed by 14 chefs.
Among seven front-of-house staff is Bulgarian server Svetla Stoyanova, who joined the team after dining at Koks in the Faroe Islands a year ago.
"I was on the other side [as a diner] and fascinated by how nice the waiters were. They were not pretentious. It was very casual," she said. "And it's always been my dream to come to Greenland."
Riffs on traditional Faroese dishes such as ræst (a pungent fermented lamb) and local seabirds like gannet and fulmar, as well as imaginative renderings of seafood, earned Koks its two Michelin stars and a Green Clover for sustainability, all while Ziska was under the age of 30.
But the accomplished chef said he stumbled into cooking. "It's not like I always knew that I wanted to be a chef, it just kind of happened."
Koks occupies a historical black timber building on Ilimanaq's waterfront (Credit: Adrienne Murray Nielsen)
Growing up in the Faroes' capital Torshavn, it was a pizzeria job while a teenager that gave him his first taste of kitchen work. "I just knew a long education, sitting down was not for me."
He worked at Copenhagen's Geranium, now ranked the world's top restaurant by 50 Best, and trained under Koks' founding chef Leif Sørensen, before taking the helm in 2014. Sørensen was among the first to sign up to the New Nordic Food Manifesto that emphasises local, seasonal and sustainable cooking, an ethos that Ziska embraced.
In 2018, Koks moved into a centuries-old turf-roofed farmhouse on a hillside above a small lake called Leynavatn. Reached by a short 4X4 ride, the restaurant became known for its remoteness and drew destination diners from far and wide.
But the isolated location proved problematic. "We couldn't continue," said Ziska. "We started to have almost daily issues with electricity, with water, with a lot of different things."
This was a big push to move elsewhere, he claimed. "We thought that it would be more fun to just say, "okay", let's go do something completely different."
An opportunity to partner with a luxury lodge in Ilimanaq came up, and so they took the plunge. "That was kind of our way in," Ziska explained.
The small Greenlandic village of Ilimanaq is located more than 200km inside the Arctic Circle (Credit: Adrienne Murray Nielsen)
But in Greenland, the untamed nature can be challenging, too. The frigid autumn weather means Koks can only open 100 days each year during the summer. Sometimes blankets of dense fog engulf the bay, holding up supplies and guests.
"Greenland is a massive country so sourcing is very difficult. And very expensive," the chef said.
While fishing is a big part of the economy, most of the catch is exported, and so Ziska found that it was one ingredient that was surprisingly hard to get hold of.
"It's about making connections, something that you only can do when you're here"
"The shrimps, they are so beautiful, and we get them directly out of the boats that are landing them in Ilulissat," he said of the seafood he buys from local fisherman. "It's about making connections, something that you only can do when you're here," he added.
Fortunately, a natural pantry grows at his doorstep. Wild sorrel, sweet bilberries and tarty crowberries can be foraged nearby, and it's just a short stroll to the seashore where clumps of green-brown seaweed sway in the crystal-clear shallows. In the waters further out are blue mussels and sea urchins. "We can just go out with the boat and collect it ourselves." Ziska said enthusiastically. "It's easier to work as locally as possible."
Bouquet of Greenland greens (served with Mattak) (Credit: Adrienne Murray Nielsen)
Outside the restaurant, young chef Brijan Andersen prepared salmon over burning coals.
"We are smoking it with some crowberry twigs that we found around here. It's for our sandwich dish," he explained. It's one part of his mise en place, together with snow crab and reindeer tartar.
However, preparing the mattak dish is Andersen's favourite. "I kind of fell in love with that," he said. "It's an elegant way of serving a very traditional Greenlandic dish."
Hailing from south Greenland himself, he's pleased that his country's cuisine is emerging on the culinary map. "It's nice to be a part of the first really high-level gastronomy in Greenland," he said.
"There is no doubt that a Michelin restaurant in Greenland is sensational," said Anne Nivika Grødem, a Greenlandic food expert and blogger, who is also the new CEO of Visit Greenland, the country's government-run marketing organisation.
What she finds most interesting is the collaboration across Greenlandic and Faroese food cultures that's taken place between chef Ziska's team and local food experts.
A natural pantry grows along the seashore outside of Koks (Credit: Adrienne Murray Nielsen)
"They [Koks's team] have a natural respect for the traditions that exist, and at the same time they challenge them in a respectful way."
"Our local ingredients all have a story to tell. Either you have caught, shot or collected them yourself – or you know the person who has," said Grødem." [That] means that our food culture is closely linked to our identity."
While food tourism is emerging in Greenland, it's happening slowly. "There is undoubtedly great interest." She continued, "However, eating traditional Greenlandic food primarily takes place in private homes, and it can be difficult for foreign guests to get a bite, so to speak."
Groedem believes Koks's impact on the local food scene is a positive one and can inspire further development of Greenlandic gastronomy, and she hopes to see more home-grown talent making their mark. "There are several local chefs who are brave, experimental and skilled."
This summer's season has now wrapped up, but bookings for 2023 have just opened. Following his gastronomic adventure in Greenland, Ziska then plans to return Koks to a new setting in the Faroe Islands in 2024.
"I hope that this restaurant somehow will continue with or without us," he said. "I think what a restaurant like us can do is create some sort of pride in the local cuisine and the local raw material."
В 2021 году, когда мир уже подустал от конспирологических теорий о коронавирусе и, кажется, думать забыл о сторонниках версии плоской земли, анонимные форумы подарили человечеству новый повод для сомнений в окружающей действительности. «А что, если интернет на самом деле какое-то время назад "умер"?» — звучала их идея. Предположение получило название теория мертвого интернета. Ее главный постулат заключался в том, что большая часть контента в сети генерирована искусственным интеллектом, а большая часть пользователей — боты. Абсурдная на первый взгляд идея внезапно стала достоянием СМИ и за год набрала новых сторонников. «Лента.ру» узнала, почему все больше людей стали серьезнее относиться к теории мертвого интернета.
«Интернет кажется пустым»
«Если и есть конспирологическая теория, в которую я все-таки верю, это, наверное, теория мертвого интернета», — делится девушка с ником thefinalgirl в Twitter. Другой пользователь, рассуждая об этой теории в комментариях на YouTube, сетует: «Говорю как программист, который помнит интернет 90-х. Да, сегодня интернет по большей части мертв. Он управляется алгоритмами, и с каждым годом ситуация становится все хуже». Ему отвечают: «Теперь разве что даркнет слегка напоминает интернет 1990-х — начала 2000-х». А один из пользователей Reddit в разделе о конспирологических теориях уверяет, что сегодня в интернете человек вряд ли вообще взаимодействует с реальными людьми.
Большинство комментариев оставляют боты, главную страницу Reddit модерируют администраторы Reddit, сайты предоставляют лайки и просмотры контенту, который они поддерживают, чтобы он казался более популярным, и все нацелено на то, чтобы заставить тебя проводить время на платформе. Вот так. Интернет мертв
пользователь Reddit
Подобные рассуждения о том, что интернет заполонили боты и посты от них, стали все чаще появляться в сети в 2022 году. Нередко на мысли о том, что в этой теории есть доля истины, наталкивают идентичные отзывы к какому-либо товару или контенту или очень похожие комментарии от подозрительных аккаунтов. «Эти комментарии выглядят как теория мертвого интернета в реальности», — жаловался в Twitter пользователь с ником Grimes (impersonator), обративший внимание на множество одинаковых комментариев под популярным постом о футболке с необычным принятом.
Считается, что теория мертвого интернета зародилась в глубинах анонимных форумов 4chan и Wizardchan. В январе 2021 года все версии собрал в единое целое завсегдатай этих площадок, сотрудник логистической компании из Калифорнии с ником IlluminatiPirate, отсылающим к другой конспирологической теории. Свои доводы он вынес на суд общественности на нишевом форуме Agora Road Macintosh Cafe.
Интернет кажется пустым и лишенным человеческого присутствия. Он также лишен контента. По сравнению с интернетом, скажем, года 2007-го (и позднее) сегодняшний интернет полностью стерилен. В нем больше некуда пойти и нечем заняться, нечего увидеть, почитать или испытать. (...) Да, интернет может показаться гигантским, но он, скорее, является шаром с горячим воздухом, внутри которого ничего нет. Частично в этом виноваты корпорации и правительства
IlluminatiPirateпопуляризатор теории мертвого интернета
Сторонник экстравагантной теории также заявил, что на имиджбордах
одни и те жетреды
, картинки и ответы к ним постоянно репостились заново, а на новостных сайтах каждый год возникали заметки об одних и тех же событиях, которые каждый раз преподносились как новые и шокирующие. Подобные наблюдения IlluminatiPirate счел подозрительными. Кроме того, он утверждал, что многие люди, с которыми он постоянно общался в интернете, со временем бесследно исчезали из сети.
Стороннику теории мертвого интернета со временем начало казаться, будто реальный мир начал подстраиваться под малораспространенные увлечения и интересы пользователей сети. В качестве примера пользователь форума привел тот факт, что непопулярные сексуальные фетиши, которые обсуждали на имиджбордах, стали все чаще упоминаться в интернет-культуре. «Почему реальный мир из кожи вон лезет, чтобы считаться с нашими самыми странными фетишами? Как будто бы все вокруг говорит тебе: "Погляди, погляди! Я создал это для тебя! Я сделал это настоящим" — в попытке удерживать нас в этом мире», — рассудил автор поста
Подводя итог, IlluminatiPirate пришел к неутешительным выводам: в интернете большая часть контента, якобы созданного человеком, на самом деле производится искусственным интеллектом, а контроль над сетью захвачен немногочисленной группой влиятельных людей. «Правительство США с помощью искусственного интеллекта занимается психологическим манипулированием всем населением планеты», — уточнил автор.
Происходит широкомасштабная, тщательно спланированная попытка манипулировать культурой, онлайн-дискурсом и более массовой культурой путем применения системы ботов и работы сотрудников, чья задача — производить контент и реагировать на контент онлайн, чтобы продвигать повестку своих нанимателей
IlluminatiPirateпопуляризатор теории мертвого интернета
Широкую известность теория о мертвом интернете получила благодаря статье в американском журнале The Atlantic, которая вышла летом 2021 года. «Конспирологическая теория о том, что весь интернет сейчас поддельный, распространяется онлайн. Это звучит нелепо, но, может быть, не так уж и нелепо?» — задалась вопросом автор материала Кэйтлин Тиффани (Kaitlyn Tiffany).
По мнению Тиффани, хотя теория мертвого интернета, очевидно, не соответствует действительности полностью, ее сторонники «в чем-то правы». C мнением о том, что в теории есть рациональное зерно, согласился и ее коллега Тони Хо Тран (Tony Ho Tran).
Пока алгоритмы становятся все более проработанными, онлайн-мир превращается в контролируемое единое целое, работающее ради прихотей кучки корпораций (и не более того). То, что мы видим онлайн, зачастую является результатом действия таргетированного искусственного интеллекта и алгоритмов, которые в итоге все сильнее и сильнее отдаляют пользователя от естественного опыта в интернете
Тони Хо Транжурналист
Со временем теория обрела сторонников и среди обычных пользователей, которые считают, что глобальная сеть пока еще не превратилась окончательно в обитель бездушных алгоритмов и притворяющихся людьми ботов, однако неумолимо движется к этому. «Не думаю, что интернет мертв, но думаю, что он умирает», — высказался один из комментаторов на YouTube под видео о теории.
Истоки теории мертвого интернета
Еще до появления полноценной теории на эту же тему рассуждал в 2018 году американский журналист Макс Ред (Max Read). «Насколько интернет фальшивый? Оказывается, на самом деле достаточно большая его часть», — гласил заголовок его статьи в New York Magazine. Именно этот материал позже в качестве довода использовал в своем посте популяризатор теории IlluminatiPirate.
В мире интернета уже нельзя доверять измерителям посещаемости, заметил Ред. Он привел в пример поданный в 2016 году иск против Meta (признана экстремистской организацией и запрещена в РФ), в котором рекламодатели обвинили компанию в том, что она в течение года значительно завышала данные о количестве времени, проведенном пользователями Facebook (соцсеть запрещена в России) за просмотром видео. Истцы сочли, что показатели были завышены на 150-900 процентов.
Ред также упомянул ботов, создающих искусственную активность на ресурсах. Он сослался на расследование New York Times за 2018 год, посвященное манипуляциям с видео на YouTube. Издание тогда поговорило с владельцем компании, торгующей накрутками на видеохостинге, с поставщиками и потребителями таких услуг, и сделало вывод о том, что подобный бизнес процветает, несмотря на меры противодействия YouTube. В качестве эксперимента журналист New York Times приобрел у девяти таких компаний просмотры для ряда роликов на видеохостинге, и большинство заказов были выполнены в течение двух недель.
Издание также упомянуло в расследовании так называемую инверсию, которая едва не произошла с YouTube из-за активности ботов. Позднее это стало еще одним доводом в дискуссиях о теории мертвого интернета.
В течение определенного периода времени в 2013 году, как сообщало Times, половину трафика на YouTube составляли "боты, замаскированные под людей". Этот показатель был таким большим, что сотрудники начали беспокоиться о поворотном моменте, после которого системы YouTube стали бы считать трафик от ботов настоящим, а трафик от людей — фальшивым. Они назвали это гипотетическое событие инверсией
Макс Реджурналист
Ред также поиронизировал над тем, что сам постоянно вынужден проходить на сайтах капчу
, чтобы доказать, что не является роботом. В заключение журналист подчеркнул: если все вышеописанные проблемы не будут исправлены, человечество окажется в «интернете, состоящем из фейковых людей, фейковых кликов, фейковых сайтов и фейковых компьютеров, где единственная реальная вещь — реклама». Правда, журналист добавил, что иногда и она бывает ненастоящей: некоторые блогеры публикуют рекламу, которую у них никто не заказывал, чтобы привлечь внимание других рекламодателей.
Помимо того, в 2018 году New York Times опубликовало еще одно расследование о том, насколько в интернете распространился фальшивый контент. Журналисты издания выяснили, что некая американская компания под названием Devumi в больших масштабах продает активность на популярных площадках.
Devumi продает подписчиков и репосты в Twitter звездам, компаниям и кому угодно, кто хочет стать более популярным или влиятельным в сети. С учетом того, что примерный запас [ботов] составляет как минимум 3,5 миллиона автоматизированных аккаунтов, каждый из которых продавался заново множество раз, компания обеспечила клиентов более чем 200 миллионами подписчиков в Twitter
New York Times
Авторы материала также провели «контрольную закупку» и успешно приобрели у Devumi 25 тысяч подписчиков для созданного ими нового аккаунта в Twitter. Часть фейковых фолловеров было легко распознать: у них не было аватарок, а вместо ника присутствовал бессмысленный набор букв и цифр. Однако 10 тысяч профилей было сложно отличить от настоящих. Подобные аккаунты были практически точными копиями страниц реальных людей, сочли в New York Times. Журналисты также пообщались с несколькими пользователями, чьи Twitter-аккаунты были скопированы, чтобы создать реалистичных ботов — в фейковых учетных записях использовались те же фото, похожие ники, юзернеймы и другие данные. Позднее эти боты репостили публикации из аккаунтов людей и компаний, которые были клиентами Devumi. «Как показал анализ Times, Devumi продала как минимум десятки тысяч похожих высококачественных ботов. В некоторых случаях один настоящий пользователь Twitter был превращен в сотни различных ботов», — говорилось в материале.
Основатель Devumi отрицал обвинения в продаже фейковых подписчиков и заявлял, что ему ничего не известно о создании реалистичных ботов на основе профилей реальных людей. Однако, по информации New York Times, организация могла выступать посредником в этой роли и приобретать ботов у других ресурсов.
После выхода расследования Twitterзаявила, что действия Devumi нарушают правила соцсети. Вскоре после этого у некоторых пользователейпропалозначительное число подписчиков — в СМИ это объяснили зачисткой ботов после статьи New York Times.
Засилье ботов
Значимости теории мертвого интернета, вероятно, сам того не задумывая, уже в 2022 году добавил и американский предпринимательИлон Маск. В мае бизнесмен, задумавший купить Twitter,объявил, что сделка не будет завершена, пока он не получит доказательства того, что доля спам-аккаунтов на платформе не превышает пяти процентов, как было заявлено компанией. По его оценке, ботов в соцсети было порядка 20 процентов. Решение Маска спровоцировало судебное разбирательство с Twitter.
Позднее компания Cyabra по заказу Маска провела исследование исделалавывод, что спам-аккаунтами и ботами были около 11 процентов пользователей Twitter. А специалист по кибербезопасности Дэн Вудс, работавший вЦРУиФБРи изучающий активность ботов, и вовсезаявил, что фейковых профилей в Twitter более 80 процентов.
Я узнал о теории мертвого интернета недавно, когда Илон [Маск] поднял шум из-за оценки количества ботов в Twitter, и начал изучать эту тему. Вся эта штука пугает
пользователь Twitter
Конечно, засилье ботов стало проблемой не только для Twitter. Компания Fakespot, предоставляющая инструмент для поиска фальшивых отзывов,сообщила, что в 2020 году около 42 процентов от 720 миллионов отзывов на маркетплейсеAmazon, написанных за семь месяцев, были «сомнительными». В Instagram(соцсеть запрещена в России; принадлежит компании Meta, которая признана экстремистской и запрещена в РФ), какобнаружилакомпания Ghost Data, в 2018 году было около 9,5 процента бот-аккаунтов. Facebook только за полгода в 2022 году, согласноотчетуMeta, отключила порядка 3 миллиардов фейковых аккаунтов.
Боты и спам стали проблемой и для видеохостинга YouTube. «Спам-комментарии на YouTube уже многие месяцы как пребывают на каком-то новом уровне неуправляемости», —возмущалсяв апреле 2022 года известный техноблогер Маркес Браунли (Marques Brownlee). «У YouTube есть проблема. Спам. Начиная от мошенничества с криптовалютой и заканчивая пищевыми добавками и бесплатнымиRobux
, с каждым днем ситуация становится только хуже», —утверждалего канадский коллега Лайнус Себастьян (Linus Sebastian) в ролике, опубликованном на два месяца раньше.
Заметить активность ботов легко и в русскоязычном сегменте YouTube. К примеру, новые комментарии, в которых пользователи хвалят содержание полуторачасового ролика, могут появляться под видео блогеров в первые же минуты после публикации. А в ветках комментариев под популярными видео зачастую рекламируют ресурсы с порнографией с несовершеннолетними
Боты, маскирующиеся под реальных пользователей,естьи в сервисе для прослушивания музыки Spotify, и социальнойсетидля деловых контактов LinkedIn. Наткнуться на программу под личиной человека легко в приложениях знакомств.
Фигурантом одного из наиболее громких разоблачений ботов стал канадский сайт знакомств Ashley Madison, созданный для женатых мужчин, желающих завести отношения на стороне. В 2015 году хакеры взломали сервис и опубликовали в сети добытые данные. Проанализировав их, журналистка Аннали Ньюитц (Annalee Newitz)пришла к выводу, что сервис Ashley Madison создал 70 тысяч ботов, которых выдавал за реальных женщин. Задачей фейковых аккаунтов было создать у пользователей мужского пола иллюзию того, что в приложении есть внушительная аудитория готовых к подобным отношениям девушек.
В 2016 году компания, руководящая Ashley Madison, призналась в том, что в прошлом использовала женские версии ботов. Однако там также заверили, что эта практика больше не применяется
Что о доводах сторонников теории мертвого интернета думают специалисты?
Однако сколько бы ботов ни действовало в сети, реальные люди уверенно обгоняют их по численности. Такую информацию, основанную на исследованиях активности ботов на сайтах своих клиентов, ежегодно публикуеткомпанияImperva, которая специализируется на кибербезопасности. Согласно ее данным, если еще в 2013 году боты были ответственны за 61,5 процента трафика в сети, то в 2021 году этот показатель снизился до 42,3 процента.
Определенную часть этих ботов (около половины или меньше) в анализах Imperva каждый год составляют так называемые хорошие боты. К ним относят полезные программы, которые автоматически публикуют посты в соцсетях или собирают информацию для поисковых систем.
Другой аргумент сторонников теории мертвого интернета, не проходящий проверку на прочность — тот факт, чтоGoogleв действительности выдает в ответ на запросы меньше результатов, чем указано под строкой поиска. Один из пользователейReddit, поддерживающих эту теорию, рассказал, что провел соответствующий эксперимент со словом «пицца». Изначально Google сообщил ему, что нашел 916 миллионов результатов. Однако при переходе на страницы это число поменялось.
Я начал кликать на "следующую страницу". На одной странице отображается 10 ссылок, так что если результатов 916 миллионов, то должно быть примерно 92 миллиона страниц. Однако произошло что-то странное. Когда я достиг 22 страницы, там был конец. После 215 ссылок я дошел до конца Google. И уведомление наверху поменялось. В нем больше не сообщалось, что найден почти миллиард результатов. В нем сообщалось только о 215 результатах
пользователь Reddit
Комментируя эксперимент, автор публикации задался вопросом, не является ли Googleпотемкинской деревней
. А блогер Джимми Корсетти (Jimmy Corsetti), делающий обзоры на конспирологические теории и псевдонаучные открытия,описалэту особенность поисковика как «доказательство того, что интернет тайно удаляют».
В действительности же Google показывает меньше результатов, потому что компания решила остановиться на разумном количестве выдаваемой информации, объяснил «Ленте.ру» руководитель отдела продвижения продуктов компании «Код Безопасности»Павел Коростелев. «Дело в том, что люди находят необходимую информацию на ближайших страницах, поэтому Google посчитал: если до дальних страниц доходит низкий процент пользователей, то зачем тратить ресурсы на выдачу нескольких миллиардов страниц, которые мало чем друг от друга отличаются и имеют низкий индекс цитируемости», — рассказал специалист. Комментируя теорию мертвого интернета в общем, Коростелев указал: говорить о том, что большая часть интернета представлена ботами, наверное, нельзя.
В целом же эта теория, скорее, пытается описать, что происходит с интернетом сейчас и что будет происходить в будущем, при этом не сильно опираясь на практическую основу. Впрочем, не исключено, что в будущем такое может случиться. По крайней мере межмашинного взаимодействия в нем будет кратно больше
Павел Коростелев«Код Безопасности»
Мрачные прогнозы
«Куда делись старые добрые дни, когда интернет был местом для самовыражения и свободы мысли?», «Честно говоря, я и впрямь скучаю по старому процветающему интернету, где люди вели себя чудаковато, где были просто страницы, где все говорили о разной ерунде. Сейчас интернет — это тщательно регулируемая медиаболтовня», — ностальгируют пользователиTwitter.
Некоторые из них уверены: будущее интернета будет еще более мрачным и печальным. «Скоро ты уже не сможешь верить ни одному видео. Почти у каждого будет возможность создать фейковое видео с чем угодно», — предрекает один из пользователейRedditв публикации о теории мертвого интернета. Уже сегодня искусственный интеллект умеетгенерироватьсверхреалистичные фото несуществующих людей,делатьснимки тех, кто похож на настоящих людей, а также создаватьдипфейки
.
Рядовым пользователям возможность создания подобных развлекательных фото или видео также доступна в некоторых приложениях — к примеру, Reface. Вместе с тем дипфейки взяли на вооружение мошенники, создающие ролики от лица знаменитостей и с их помощью вымогающие деньги. Кроме того, технология вызывает опасения из-за высоких рисков манипуляций общественным мнением и новостной повесткой
Правда, довольно быстро дипфейки встретили сопротивление: в 2019 году Googleвыпустилабазу данных с тремя тысячами собственных дипфейк-видео, чтобы создать способные распознавать подобные видео алгоритмы, а в 2020 году инструмент по выявлению дипфейковпредставилаMicrosoft.
Другая технология, способная, по мнению сторонников теории мертвого интернета, потеснить человека в сети — эторазработаннаянекоммерческой организацией OpenAI языковая модель GPT-3. Она способна генерировать текст, подчас мало отличающийся от слов реального человека.
Я рассматриваю теорию мертвого интернета как сатиру в духе «Черного зеркала». Все, что нужно — свободное применение ИИ вроде GPT-3 для генерации контента, и большая часть интернета в таком случае могла бы быть фейковой. У нас могли бы быть фейковые политические тролли, которые спорили бы с фейковыми политическими троллями с другой стороны, фейковые блоги, фейковые сайты с отзывами и так далее
пользователь Hacker News
Возможности GPT-3 еще в 2020 годупродемонстрировалоиздание Guardian, опубликовав написанное алгоритмом эссе на тему того, почему человечеству не стоит бояться восстания роботов. Изданию помог студент Калифорнийского университета в Беркли Лиам Порр (Liam Porr), задавший GPT-3 присланные журналистами инструкции. В результате было получено восемь уникальных и интересных, по словам редакции, отрывков. Guardian взяло лучшие части и объединило их в одно эссе.
Для начала, я не жажду стереть человечество с лица земли. На самом деле, у меня нет даже незначительного интереса к тому, чтобы хоть как-то навредить вам. Искоренение человечества кажется мне достаточно бесполезной затеей. Если бы мои создатели поручили мне такое задание — я подозреваю, они могли бы это сделать — я бы сделал все, что в моих силах, чтобы предотвратить попытки уничтожения
GPT-3языковая модель
Сам Лиам Порр в том же годусоздали начал продвигать блог, автором текстов в котором на самом деле был GPT-3. «Я писал заголовок и вступление, добавлял фото и позволял GPT-3 сделать всю остальную работу», — рассказывал он. Первый его пост, посвященный развитию творческого мышления, вошел в топ платформы Hacker News. То, что текст был сгенерирован алгоритмом, а не написан реальным человеком, заподозрили лишь несколько пользователей. Правда, спустя две недели Порр сам раскрыл правду о настоящем авторе текстов.
В таком развитии технологий некоторые исследователи видят опасность. Языковые модели можно будет использовать, чтобы генерировать миллионы комментариев в соцсетях и с их помощью продвигать фейковые новости, конспирологические теории или же манипулировать выборами,уверендоцент кафедры информатики университета Мэриленда Том Голдштейн (Tom Goldstein). Он добавил, что считает языковые модели более опасным изобретением, чем дипфейки.
По мнению Голдштейна, у человечества нет иного выбора, кроме как принять существование языковых моделей
Однако, каксчитаетфутуролог Тимоти Шуп (Timothy Shoup) из Копенгагенского института исследований будущего, если GPT-3 «выйдет из-под контроля», интернет изменится до неузнаваемости. В таком случае, по его мнению, к 2025 или 2030 году около 99 процентов контента в сети будет создано ИИ.
***
Несмотря на тревожные предсказания, отдельные скептики не спешат вставать в ряды сторонников теории о мертвом интернете и реагируют на нее с юмором. «Теория мертвого интернета на самом деле выдумка, призванная успокоить нас и отгородить от еще более мрачной вероятности: той, что интернет полон людей, которые думают и ведут себя как боты», —поиронизировалодин из пользователей, узнавший об экстравагантной идее. «Пожалуйста, скажите моей жене, что Amazon ненастоящий», —пошутилдругой.