Козырев: Владимир Владимирович, я надеюсь, вы меня слышите. Это Михаил.
Познер: Да, я вас прекрасно слышу.
Козырев: Первый вопрос. Можно ли от вас услышать какой-то комментарий по формулировке нашего опроса и по такой реакции, которая за ним последовала?
Познер: Как мне представляется, формулировка была, мягко говоря, непродуманной. Вряд ли надо задавать такие вопросы, когда люди, которые прошли через эту блокаду, еще живы, чьи родители умерли, которые гордятся тем, что они выдержали это все. Это было на редкость непродуманно. Я удивляюсь, что такой писатель как Ерофеев, человек тонкий, мог вообще такой вопрос задать. Это было непрофессионально с точки зрения телевидения, на мой взгляд. Вообще, все, что я говорю, это, разумеется, «на мой взгляд». Была ошибка, и очень жаль, потому что вы подставились. Я отношусь очень хорошо к ДОЖДЮ. Это, на мой взгляд, канал, который все-таки пытается быть честным и объективным, что непросто, и имеет много недругов поэтому. И, конечно, надо думать о том, что это так, а не как-нибудь иначе. И этот опрос, и этот вопрос просто дал вашим оппонентам очень серьезные основания говорить все то, что они говорят. Мне лично очень жаль, но, с другой стороны, как говорил Мольер: «Ты этого захотел, Жорж Данден, ты это и получаешь». Может быть, в следующий раз будете поосторожнее и поумнее.
Козырев: Скажите, пожалуйста, как вам представляется, можно ли задавать (в корректной формулировке) вопросы, которые подразумевают иную, в отличие от устоявшейся, трактовку исторических событий?
Познер: Конечно, можно задавать вопросы, разумеется, можно их задавать. Хотя я бы хотел, чтобы, когда их задавали, были бы в такой программе не только сторонники такого вопроса. А, скажем, если бы я имел честь тогда быть в вашей программе, я бы, разумеется, спросил, а как насчет сдачи Киева? Мы все помним, что было после этого, то есть насчет сохранения тысячи жизней. Бабий Яр мы помним или не помним, когда сдали Киев? Человек, который задает такой вопрос (у меня впечатление), что он вообще не знает истории. Он не понимает, как нацисты обращались со славянами. Я уж не говорю о евреях, это вопрос отдельный. Конечно, можно задавать вопросы, но в тоже время, когда речь идет о 70-летии такой драмы, такой трагедии и такого героизма, задавать этот вопрос как минимум бестактно. Это уж как минимум. Это я очень мягко говорю.
Козырев: Вы знаете, что справедливости ради нужно заметить, что этот вопрос Виталий Наумович Дымарский задал, в первую очередь, цитируя Астафьева, который его впервые сформулировал: «Миллион жизней за город, за коробки. Восстановить можно все, вплоть до гвоздя, а жизни не вернешь». Притом, что я в данном случае не оправдываю формулировку вопроса. Но можно ли оценить формулировку такого вопроса, как сейчас выясняется, преступную и неприемлемую?
Познер: Неприемлемую – да, а преступную – нет. Все зависит от того, как ставить вопрос. Если бы тот же Дымарский в вашей программе сослался на Астафьева, сказал: «Вы знаете, Астафьев (и кто такой – так, чтобы все понимали) когда-то написал следующее…». И дальше – цитата. И дальше задавал вопрос всем: «Как вы считаете, прав он или нет?» – была бы другая реакция.
Козырев: Конечно.
Познер: Это то, что я называю профессионализмом. Здесь его явно не хватило.
Козырев: Он ссылался на Астафьева, в частности, потом в блоге. Я не могу сейчас точно сказать, поскольку целиком передачу не смотрел, ссылался ли он в эфире, но хочу еще один вопрос задать вам на гребне этих событий. Сегодня президент ассоциации кабельного телевидения России Юрий Припачкин предложил отключать от пакетов телеканал ДОЖДЬ из-за этого опроса. По этому поводу уже тоже возникло большое обсуждение и среди операторов. Операторы в данном случае упирают на то, что их некая социальная функция, социальная ответственность перед подписчиками, перед зрителями заключается в том, что если они включают в пакет какой-то канал, который оскорбляет их с какой-то точки зрения, с точки зрения их чувств или представлений, то их социальная функция заключается в том, чтобы его удалять из пакета. Уже высказался по этому поводу замминистра связи и массовых коммуникаций Алексей Волин. Разворачивается инициатива по поводу того, чтобы выводить ДОЖДЬ из пакетов. Как вы ее оцениваете?
Познер: Во-первых, насчет Волина. Мне кажется, он сказал чуть по-другому. Он сказал, что это должны сами операторы решать.
Козырев: Если точно процитировать: «Если кто-то из участников рынка проводит такую редакционную политику, которая в состоянии вызвать отток вашей клиентской базы, это будет понятное, оправданное ваше решение, какой канал принимать, какой отключать».
Познер: Да, конечно. Я только хочу сказать следующее: еще раз возвращаясь к этому пункту, у вас много недругов, у вас много противников. В данном случае вы не попали в историю, вы вляпались в историю. И они будут пользоваться этим. Не надо здесь ни возмущаться, ни говорить «ну как им не стыдно». Это ожидаемо. Идет определенная борьба, и в данном случае они сделают все возможное, чтобы с вами справиться, потому что вы им не нравитесь. Я не думаю, что в конечном итоге все кончится тем, что ДОЖДЬ перестанет вещать, это было бы неправильно, но, еще раз говорю, бывают такие роковые ошибки, и потом сколько раз не извинишься, сколько раз не скажешь, что это организованная атака, как некоторые говорят, это все чепуха. Это урок, который, надеюсь, канал ДОЖДЬ и его сотрудники усвоили, может быть, который научит его быть чуть менее надменным, чуть менее чувства превосходства иметь по отношению к другим. Просто понимать по-настоящему, что такое журналистика, чем вы занимаетесь. Я отстаивать буду вас, если меня спросят. Но, тем не менее, то, что вы сделали, недопустимо.
Козырев: Спасибо, Владимир Владимирович. Еще хотел спросить вас, если гипотетически смоделировать вот такую ситуацию (вы хорошо ориентируетесь в американских телевизионных каналах, в том числе и кабельных): если какой-нибудь из кабельных каналов США, например, проведет телевизионное шоу, в котором они, предположим, поставят вопрос «Когда Америка вступила в войну», и, например, сформулирует что-нибудь типа: «Ведь американцы могли бы вступить во Вторую мировую войну значительно раньше, но они же фактически открыли второй фронт только тогда, когда понятно было, куда склонится чаша весов, и за кем останется победа», – как это было бы воспринято американской аудиторией? Это первая часть вопроса. А вторая: как вы считаете, отреагировали ли бы кабельные операторы тем, что выдвинули бы инициативу отключать подобные телеканалы из сетей?
Познер: Я понимаю, к чему вы клоните. Очень много «бы» в вашем вопросе, да и само сравнение не очень подходящее. Я не могу вам ответить, потому что это гадание на кофейной гуще. Но я вам приведу один пример. Мой близкий друг, выдающийся журналист, человек, придумавший жанр ток-шоу, Фил Донахью, работая на кабельном канале MSNBC, когда началась вторая война в Ираке при младшем Буше, стал эту войну критиковать. Его программу закрыли. И потом обнаружили, что была записка от председателя правления канала, что «нам такого рода выступления на нашей кабельной сети не надо».
Козырев: Это при том, что государство не имеет отношения к владению этим каналом?
Познер: Разумеется. Но зато имеет отношение хозяин, который имеет отношения с государством, который не хочет их портить, потому что он хочет, чтобы его журналисты могли бы получать интервью у важных людей, а важные люди не будут давать интервью, если канал будет вести себя таким образом.
Козырев: Хороший пример. Спасибо большое. Я только последний вопрос задам вам. Если вдруг обстоятельства сложатся против нас, и, предположим, мы исчезнем из эфира, как вы считаете, в каком информационном пространстве мы будем существовать через пару лет? Будет ли вообще какое-то окно для свободной дискуссии, и присутствие каких бы то ни было слышимых медиа-каналов, которые не имеют отношение к государству. Что наиболее вероятно?
Познер: Я прошу понять и поверить мне, что я не ухожу от вопросов. Я очень не люблю прогнозы. Если бы число людей, которые делали неправильные прогнозы, потом лишались права их давать, то, вообще, мало кто остался бы. Поэтому говорить, что будет вообще в России через два года, я не берусь. Но, безусловно, уход вашего канала – это будет большая потеря для тех, кто ищет другую точку зрения, не ту, которую продвигает государство, а другую. И потеря такой точки зрения – это, конечно, было бы ударом по демократии. Вот это я могу сказать точно.